Уилбур Смит - Муссон

Эболи схватил Рашида за пострадавшее ухо и потащил, окровавленного и визжащего, к борту. Там он швырнул пирата на палубу и, поставив ему на спину здоровенную босую ногу, чтобы прижать Рашида к доскам, обернул его шею другим куском цепи.

А потом легко поднял разбойника над головой.

– Брось его акулам, – приказал Хэл. – Хотя даже их может затошнить от такой падали.

– Я тебе скажу! – заорал Рашид, брыкаясь в воздухе. – Только вели этому черному шайтану отпустить меня, и я тебе скажу!

– Держи его над водой, – велел Хэл.

Ухватив бандита за лодыжки, Эболи свесил его за поручни, над кильватерной волной «Серафима».

– Говори, – негромко пророкотал он. – Да поскорее, а то у меня руки уже уставать начали. Мне не удержать тебя долго.

– Два огня! – завизжал Рашид. – Два красных фонаря на мачте! Это сигнал аль-Ауфу, что корабль у нас в руках!

Эболи вытащил его обратно и бросил на палубу.

– Каким курсом ты должен идти? Где встретишься с ним? – спросил Хэл.

– Он мне велел идти на юг, держаться у берега, двигаться к Раш-ибн-Кхаму.

Хэл знал, что это довольно большой мыс, выдающийся в пролив.

– Заковать всех в цепи, запереть на полубаке и постоянно охранять! Если кто-то попытается сбежать – стреляйте, – приказал Хэл Эболи по-арабски, чтобы пленники его поняли.

Когда солнце, пылая, погрузилось в море, Хэл убавил парусов и отошел подальше от берега, как сделал бы любой опытный капитан, когда суша так близко с подветренной стороны. Они медленно двигались на юг; раз или два в начале ночи наблюдающие замечали тусклый свет то на одном, то на другом дау, тенью скользивших за ними.

Хэл полагал, что аль-Ауф, находясь на борту «Минотавра», скорее всего, будет рассчитывать, что его люди захватят «Серафим» тогда, когда большая часть команды заснет. И потому ждал до четвертых склянок ночной вахты, до двух часов, прежде чем приказал зажечь два красных сигнальных фонаря и поместить их на носу корабля и на мачте. Они светились в ночи, как глаза дракона.

Потом Хэл велел Эболи и еще двадцати матросам надеть все еще мокрые балахоны пленных арабов. Пока матросы путались в незнакомой одежде, Хэл спустился в свою каюту и быстро надел то, в чем на Занзибаре совершил вылазку в ночной город. Когда он вернулся на палубу, «Серафим» тихо скользил по темным водам. Вскоре луна зашла, и темные очертания суши с жемчужным ожерельем фосфоресцирующего прибоя исчезли во тьме.

Хэл обошел палубу и обратился к каждой группе людей, сидевших на корточках у бойниц.

– Момент очень опасный, – тихо говорил он. – Будьте настороже. Они могут очутиться прямо перед нами раньше, чем мы их заметим.

За два часа до рассвета, в самый темный час ночи, Хэл послал за своими сыновьями. Когда они предстали перед ним, Том был насторожен и взвинчен от волнения, но Дориан, похоже, до этого момента спокойно спал, потому что он то и дело зевал, потирая глаза.

– Я хочу, чтобы вы оба сейчас же поднялись на мачту, – строго произнес Хэл. – Если корабль вступит в бой, вы должны оставаться там, что бы ни происходило на палубе внизу. Вы меня поняли?

– Да, отец. – Тусклый свет выхватывал из тьмы напряженное лицо Тома.

– Ты отвечаешь за своего брата, Том, – повторил Хэл то, что уже говорил много раз прежде. – Дориан, ты должен повиноваться Тому, что бы он ни приказал.

– Да, отец.

– Я буду очень занят. Я не смогу присматривать за вами. Поэтому хочу знать, что вы оба в безопасности высоко над сражением.

Он подошел вместе с ними к основанию грот-мачты и под прикрытием ночи обнял сыновей за плечи, крепко прижав к себе:

– Да возлюбит вас Господь, мальчики, как я вас люблю. Не пытайтесь геройствовать, просто держитесь подальше от опасности.

Он проследил, как они ловко поднимаются по вантам и исчезают в темноте над головой. А потом вернулся на свое место на шканцах.

С рассветом снова пошел дождь, так что ночь затянулась. Потом тучи разбежались, словно в испуге перед встающим солнцем, и день нахлынул с театральной внезапностью. Оказалось, что за ночь из-за капризов течения в узком проливе «Серафим» прибило слишком близко к берегу.

В двух милях по правому борту встал Африканский материк, обрамленный белыми песками и клыками коралловых рифов, которые скалились в мелких зеленых прибрежных лагунах. Прямо по курсу выгнулся китовой спиной мыс Раш-ибн-Кхам, выдававшийся в пролив.

Хэл тихо приказал сменить курс, чтобы обойти его.

За ночь весь флот преследовавших корабль дау, привлеченный сигнальными фонарями на «Серафиме», сократил расстояние между ними.

Шедшее первым судно, водоизмещением около сотни тонн и битком набитое людьми, находилось меньше чем в кабельтове за кормой корабля. Как только они увидели, что «Серафим» с магической внезапностью возник перед ними из растаявшей темноты, они разразились восторженными криками и принялись палить в воздух.

Благодаря сигнальным фонарям они явно поверили, что корабль уже в руках аль-Ауфа. Фонтанчики ружейного дыма взлетели вверх, голоса и выстрелы доносились через водное пространство, когда на дау принялись отплясывать и махать руками.

– Поприветствуйте их, ребята, – велел своим людям Хэл. – На арабский манер.

Матросы запрыгали и тоже стали махать руками; их балахоны раздувал утренний бриз. Хэл не стал замедлять ход корабля, так что дистанция до дау осталась прежней.

А Хэл смотрел вперед, оценивая расстояние до зеленого мыса. И тут почувствовал, как у него все сжалось в груди и дыхание прервалось: впереди, меньше чем в двух милях, вдруг явил себя большой корабль с прямыми черными парусами. Корабль обходил мыс.

Хэл сразу понял, что тот стоял на якоре в заливе за мысом, выжидая в засаде, пока сигнальные дымы вдоль берега сообщали о приближении «Серафима». И теперь ринулся навстречу. За кораблем следовала целая орда малых суденышек дау, с дюжину или больше.

К Хэлу подбежал Эл Уилсон, его темные глаза горели азартом.

– Это старый «Минотавр»! – выкрикнул он. – Я его где угодно узнаю, капитан!

– Спасибо, мистер Уилсон, я и сам так подумал.

Хэл не позволил эмоциям отразиться на лице и просто повернулся к Неду Тайлеру:

– Идем прежним курсом.

Пока два корабля быстро сближались, Хэл изучал «Минотавр» через подзорную трубу. Прошло меньше двух лет с тех пор, как этот корабль попал в руки аль-Ауфа, но Хэл сразу заметил, что его паруса и снасти успели прийти в плачевное состояние. Ни один английский капитан никогда не допустил бы такого на своем корабле.

Вдобавок к этому кораблем явно управляли из рук вон плохо. Возможно, его капитан привык ходить под треугольным латинским парусом и просто не имел опыта работы с такой сложной оснасткой, с многоярусными прямыми парусами. И теперь марсель обвис, и паруса на грот-мачте находились в полном беспорядке: ветер не наполнял их и они беспомощно дрожали.