Куниакира - Записки о России, составленные со слов моряков, унесенных в Северное море

В августе сказали, что из столицы пришло официальное извещение и передали указание отказаться от мысли о возвращении на родину, а стать чиновником той страны. Однако Кодаю и его спутники упорно мечтали о возвращении на родину и снова подали просьбу. 3 февраля года собаки (1790) вторично пришло официальное письмо. В нем говорилось, что если у Кодаю нет желания стать чиновником, то может сделаться купцом. В этом случае будет дан необходимый капитал, он будет освобожден от налогов и для него будет построен дом. Если же станет чиновником, то сначала получит низший чин, а потом сможет подняться до капитана. Но Кодаю 7-го числа того же месяца снова подал прошение, благодаря за предложение, но сообщал, что у него нет желания стать ни купцом, ни чиновником и что он сочтет за величайшее благодеяние гораздо большее, чем если бы его наградили каким угодно высоким чином и сделали богатым купцом, если ему разрешат вернуться на родину.

До прихода этого официального письма в начале каждого месяца чиновник по названию "городничий" выдавал по 300 копеек из расчета по 10 копеек в день. Из них 200 копеек Кодаю передавал хозяину дома, где жил, и этих денег хватало на месяц на все расходы. Но с тех пор как подал третье прошение, деньги перестали выдавать. Вероятно, думали, если не будет денег на жизнь, то может станет чиновником. Однако было человек пять-шесть знакомых богатых купцов, которые хорошо к нему относились, и он стал ходить в гости то к одному, то к другому, так и жил. В это время особенную заботу о нем проявил Кирилл: если хотя бы один день Кодаю не приходил, посылал за ним, а завтрак и ужин обычно присылал к нему на квартиру.

Так жили до января года свиньи (1791), но больше никаких вестей не приходило. Тогда Кирилл сказал:

— Очень странно, что так задерживается ответ на прошение. Похоже, кто-то перехватил по дороге и оно не было доложено императрице. К счастью, я получил приказ отвезти в столицу собранные мною растения и минералы. Скоро я выезжаю, и самое лучшее, если ты поедешь со мной в столицу Петербург и обратишься с просьбой лично к императрице. А я тебе там помогу.

Эти обнадеживающие слова так обрадовали Кодаю, что забыв обо всем, стал готовиться в дорогу. 13-го числа того же месяца в час быка умер от болезни Кюэмон. Синдзо, у которого незадолго до этого началась лихорадка, тоже находился в состоянии, вызывающем беспокойство, а тем временем настала пора отправляться в путь, и Кодаю, поручив остающимся уход за Синдзо и прочее, 15 января отправился на санях из Иркутска.

Всего ехало пять человек, в том числе Кирилл, его второй сын Афанасий и их солдат. Они везли казенный груз, и поэтому им предоставляли почтовых лошадей, но расходы на питание Кодаю и прочее Кирилл оплачивал из своих денег. Они неслись по дороге днем и ночью; одну ночь ночевали в старой столице России Москве и, проделав путь в 5823 версты, 19 февраля приехали в Петербург.

При поездках по казенным делам в одни сани впрягают восемь лошадей, но в тех местах, где дорога плохая, впрягаются от 18-19 до 25-26 лошадей. Едут, не разбирая ни дня, ни ночи, и покрывают в сутки расстояние до 200 верст, поэтому путь почти в шесть тысяч верст они смогли проделать за каких-нибудь 30 с небольшим дней. Но от слишком быстрой езды сильно кружилась голова, пока они не привыкли.

Через два дня после приезда при посредничестве Кирилла Кодаю подал прошение о возвращении на родину генерал-аншефу Александру Андреевичу Безбородко. Он второй по рангу высший сановник и занимается государственными делами, поэтому сказали, что прошения подаются прежде всего ему. Вскоре после этого Кирилл заболел болезнью, похожей на горячку и был в тяжелом состоянии. Для Кодаю он был таким большим благодетелем, что тот, забыв и о своей просьбе, и обо всем, ухаживал за ним, не отходя ни днем, ни ночью.

Квартира у Кирилла была казенная и ему было предоставлено два солдата. Лечил казенный лекарь, каждый день приходил, осматривал, варил у себя лекарство и приносил его во флакончике и давал лекарство в порошках. В чайную чашку наливал две большие ложки горячей воды, в нее добавлял отвар и давал больному. Конечно, были дозы: давали, считая по каплям, три раза в день.

Младший брат Кирилла и старший брат жены также приходили ухаживать за больным и днем и ночью, и только спустя 80 или 90 дней он с трудом поправился.

В это время в столицу приехал Синдзо с чиновником в чине поручика, который вез лекарства для императрицы. Но не знал, где живет Кодаю, и остановился с поручиком неподалеку от храма, который называли католической церковью. Пока он там жил, ему ежедневно выдавалось по десяти медных копеек. Деньги на пособия потерпевшим кораблекрушение отчисляются из пошлин, уплачиваемых кораблями в разных портах. Только спустя несколько дней он смог прийти к Кодаю и рассказал ему, что перед тем так болел, что не было надежды на выздоровление. Тогда принял религию той страны, переменил имя на Николай Петрович Колотыгин и после этого выздоровел. "Теперь, — говорил, — когда принял христианство, отрезан путь домой, и жалеть об этом бесполезно". Синдзо, и Сёдзо стали учителями японского языка в Иркутске и получают жалованье по 100 рублей серебром в год.

Так шли дни и месяцы, а на просьбу Кодаю не было ответа. 1 мая, и императрица с наследником, внуками и множеством придворных выехала из Петербурга в свой загородный дворец в Царском Селе, в 22 верстах от столицы. Согласно установившемуся порядку, императрица каждый год проводит летние месяцы в этом дворце, чтобы укрыться от жары, а 1 сентября возвращается в Петербург. Услышав об этом, Кодаю посетовал Кириллу, и 8-го выехал в Царское Село, где остановился в доме Осипа Ивановича Буша и стал ждать ответа. Этот Буш во время отсутствия императрицы присматривал за летним дворцом и управлял садами. Ему предлагали высокий чин, но он отказался и служил без чинов, получая жалованье в 1500 рублей серебром и за должность 1000 рублей. У него все было казенное вплоть до дома, слуг, кареты и лошадей. Его дом примыкал к дворцовому саду, куда можно было свободно выходить, и Кодаю, пока жил там, часто гулял по саду и рассматривал его. Если в саду ему случалось встретиться с императрицей, то он просто скрывался за деревьями, если же спрятаться было некуда, то отходил в сторону от дороги и стоял, почтительно прижав руки к животу. Так же он делал, когда встречал наследника или августейших внуков. Он говорит, что когда появляется императрица, то впереди нее следует только два человека, но такого, чтобы разгонять людей или останавливать движение, не бывает.

28 мая того года Кирилл получил от генерал-аншефа графа Александра Романовича Воронцова приказ прибыть во дворец вместе с потерпевшим кораблекрушение Кодаю. Безбородко, которому вначале было подано прошение, доложил о нем императрице. А Воронцов — человек, который ведает делами, касающимися купцов из пятидесяти двух стран (названия стран даны отдельно), а также людьми, занесенными морем из чужих стран. Поэтому сообщение Кириллу и пришло от него. От радости Кодаю готов был прыгать до неба и тотчас отправился в сопровождении Кирилла. В этот день он был в суконном костюме светло-серого цвета французского покроя. Но Кирилл сказал ему: