Сергей Щепетов - Воины снегов

— Чегой-то он? — без всякой надежды спросил Кирилл. — Поговорить хочет?

— Сражаться с тобой будет, — пояснила Луноликая, оторвавшись от распутывания ремней. — Ждёт, когда ты наденешь доспехи и возьмёшь оружие. Береги силы, Кирь, — их много.

— Это я вижу, — заверил учёный, развязывая мешок с амуницией. Делал он это как-то автоматически, словно действовал не по своей воле (уж не по её ли?!). — Они что же, по очереди драться будут?

— Наверное...

— Бред какой-то! Я ж его просто убью «огненным громом»!

— Убей, конечно.

— Тогда остальные разбегутся со страху?

— Вряд ли... Наверное, станут стрелять из луков — все захотят иметь твой «огненный гром».

«Бли-ин, — мысленно ругнулся Кирилл, — где же хвалёное преимущество огнестрельного оружия?! Оно, может, и эффективней, чем лук, но при этом является ценным трофеем! Из-за женщины, может, умирать и не стоит, а вот из-за ружья...»

— Чёрт побери, как же я буду с ним сражаться, если у меня нет копья? — произнёс Кирилл и вспомнил, что нечто подобное он много лет назад спрашивал у бабушки: «Как же мне с ними драться, если они большие и сильные, а я маленький и слабый?!» Текстуально ответы — тогда и теперь — различались. А по сути были одинаковыми:

— Моё возьми, — невозмутимо сказала Лу. — Вон оно — вдоль сиденья привязано. Короткое, правда, и легковато для тебя будет, ну да уж как-нибудь...

— А почему у тебя есть копьё? Ты фехтовать умеешь?

— Что делать?! — изумилась непонятному слову туземка.

— Ну, воевать, — промямлил Кирилл. — Нападать там, защищаться...

— Конечно, умею, — пожала совсем не хрупкими плечами женщина. — Отец погиб, и в нашей семье долго не было взрослого мужчины. Так что не переживай: когда тебя убьют, я тоже буду драться.

— Ты меня успокоила, — пробормотал учёный и принялся отделять от настила нарты длинную прямую палку с меховым чехлом на конце. — А то я, и правда, чуть волноваться не начал!

Ружьё и сумку с патронами Кирилл решил оставить на нарте. Он ещё раз проверил крепление своего доспеха: «Как они все тут любят поединки! Самое смешное, что совсем недавно я готов был душу прозакладывать, чтобы узнать здешние приёмы фехтования. И вдруг — такая удача! М-да-а... Удача будет, если меня не заколют на первом же выпаде!»

— Готов ли ты сражаться, грязный трусливый таучин? — вместо приветствия громко вопросил мавчувенский воин.

— Всегда готов! — заявил учёный и, немного подумав, насмешливо добавил: — Особенно с чистым и смелым мавчувеном!

— Ты нацепил железо и кости, чтобы спасти своё тело! Но вышел против воина с таким жалким оружием!

Отчасти противник был прав — его копьё было на добрых полметра длиннее и, наверное, вдвое тяжелее. Говорил он не на языке таучинов, а на каком-то близком ему диалекте. Общий смысл понять было можно, но врубаться в тонкости ритуальных оскорблений крайне трудно. Кирилл сразу понял, что словесную дуэль он проиграет, и решил не затягивать «разминку»:

— Для тебя хватит и этой палочки — не хочу пачкать настоящее оружие поганой кровью! Сражайся или уходи вместе со всеми! Я даже никому не скажу, что видел тебя!

— Да, не скажешь! — оскалился воин. — Мертвецы — молчаливые люди!

И сделал выпад. А Кирилл — уклонение.

Противник не выглядел ни более высоким, ни слишком сильным, однако Кирилл не обольщался: «Вполне возможно, что этот мужик всю жизнь упражнялся с копьём. Причём занимался всё свободное время, а не три раза в неделю. Чего от него ожидать?»

Мгновения первого — предельного — напряжения миновали. Кирилл не только остался жив, но и обнаружил, что контролировать ситуацию, в общем-то, может. Противник, конечно, чувствует оружие как продолжение собственной конечности, однако никаких хитрых приёмов не использует, а прёт напролом, пытаясь подавить своей агрессивностью. Пропустив пару уколов в свои латы, мавчувен поубавил напор и стал держать противника на расстоянии, используя преимущество в длине оружия. Кирилл в атаку и не рвался — ему нужно было время, чтобы привыкнуть к незнакомому оружию, к тяжести доспеха на плечах, к снегу под ногами. На таком покрытии и в таком облачении действовать ему ещё не приходилось. Все приёмы, основанные на быстрых перемещениях, изменениях угла и дистанции атаки, нужно было отбросить. А много ли без этого останется?

Читая записи таучинских сказаний, изучая описания поединков героев, Кирилл не раз поражался длительности схваток: «Легендарные богатыри сражались чуть ли не сутками. Понятно, конечно, что это гипербола, но всё-таки! Кажется, что-то такое мне и предстоит — мы топчемся друг против друга уже, наверное, минут десять. Техника у противника примитивная, но реакция отменная, и уставать он не собирается — похоже, я скисну первым. Так что же, заколоть его? Дождаться, когда в очередной раз раскроется, и вон туда — в шею? Или, с кистевым подбивом, достать в подмышку?»

В общем, Кирилл мысленно составил планы атаки — основной и два запасных. Раз за разом он «прокручивал» вступительные комбинации — рисовал наконечником петли, наносил преграждающие удары, пугал тычками на выпускающем движении. Противник быстро стал «послушным» и легко отбивал ложные выпады, принимая их за настоящие. Раз за разом он открывался, а Кирилл всё не решался нанести настоящий удар: одно дело убить человека по повелению инстинкта самосохранения, и совсем другое — заколоть расчётливо и холоднокровно, пользуясь своим техническим преимуществом.

— Паг-паги! — раздался далёкий крик за спиной. — Паг-паги, ой-чхени!!

Кирилл удержался от того, чтобы обернуться. Противник же резко отпрыгнул назад, сразу увеличив дистанцию, и замер, глядя куда-то вверх по течению. Это продолжалось лишь мгновение. Потом воин угрожающе потряс косо поднятым копьём:

— Мы ещё встретимся. — Далее последовало длинное и, наверное, очень оскорбительное ругательство.

— Сам дурак! — ответил ему Кирилл и добавил кое-что посущественней — на русском. Он отёр рукавом пот со лба, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и попытался понять, что происходит вокруг.

А вокруг всё было нормально: мавчувены торопливо усаживались на свои нарты и один за другим шустро двигались туда, откуда появились, обходя по широкой дуге и Кирилла, и его упряжку. Луноликая отчаянно сражалась с собаками, которые норовили сорваться и погнаться за оленями. А с верховьев — прямо по середине замёрзшего русла — быстро приближались две новые собачьи упряжки. Фигура первого каюра показалась Кириллу знакомой — и чем ближе, тем знакомее...

— Что ты тут делаешь, Чаяк?! — спросил учёный, даже позабыв произнести ритуальную фразу приветствия. — Кажется, ты должен быть где угодно, только не здесь!