Сергей Щепетов - Воины снегов

Через несколько дней процесс приёма-сдачи товаров наладился: мавчувены подгоняли нарты к острожным воротам, распрягали и уводили животных. После этого ворота открывались, и гружёные сани в сопровождении одного-двух туземцев вручную волокли к амбару. Там, в кривобокой продымлённой пристройке, сидел Кирилл и, периодически отогревая пальцы у пламени лучины, карябал пером дикого гуся или чайки: имя, название семьи или рода, от которых доставлен продукт, а также описание самого продукта. Всё это в присутствии трёх охранников — они же свидетели, они же грузчики. Буквально на второй день служилые столковались промеж себя и попытались часть продукта проносить мимо казённого амбара, а от «писаря» потребовали соответствующей корректировки записей. Кирилл ответил на это матерной бранью, а потом поставил в известность начальство. Оно отреагировало просто и мудро — охранники стали сменяться каждый день по жребию.

Ночевал теперь Кирилл прямо на складе — завернувшись в оленьи шкуры, меченные казённой печатью. Утром и вечером приходила Настасья с горшком варёной оленины. Это стало для неё официальной обязанностью — мясо для «писаря» ей выдавали. Пока Кирилл ел, женщина щёлкала орешки кедрового стланика и пересказывала новости и сплетни. Среди них встречались довольно интересные — позволяющие составить представление о положении дел в крепости.

Набеги немирных иноземцев Коймскому острогу теперь не страшны — гарнизон увеличился в три (если не больше!) раза. Однако служилых надо чем-то кормить, да и пришедшие с ними промышленники вряд ли смогут обеспечить себя продовольствием. Из Икутска должны подвезти огневой и хлебный припас для войска, но все сроки прошли, а каравана как не было, так и нет. В общем: «Нам и раньше-то не до жиру было, а как теперь перезимуем, одному Богу известно...» Положение усугублялось ещё и тем, что с установлением нартового пути ясачным инородцам начали досаждать банды разбойников-таучинов. Если они усилят свой натиск, то подвоз продовольствия в крепость может вообще прекратиться: «Ох, что будет, что будет...»

Кирилл и сам теперь мог примерно соотнести «потребности» и «возможности» населения острога. Кроме того, он хоть и смутно, но представлял себе путь от Икутска до Коймска: никак не меньше тысячи километров — через две больших реки и горный хребет. На что в этой ситуации рассчитывает Петруцкий, было совершенно не ясно. Получалось, что атаман Шишаков поступил более мудро — по слухам, он со своей малой командой ушёл на реку Ог, где успешно приводит «под руку государеву» неясачных инородцев.

На четвёртый день трудовой деятельности перед Кириллом предстал маленький сморщенный человечек, доставивший груз свежемороженой рыбы. Кирилл записал о нём всё, что положено, а потом весь вечер и часть ночи маялся, пытаясь вспомнить, где и в какой связи он слышал это имя. Вспомнил лишь в утренней дрёме и уснуть уже не смог — это имя как-то раз упомянул Чаяк, перечисляя своих «друзей» среди мавчувенов.

Рабочий день Кирилл начал с того, что просмотрел вчерашние записи, решил что-то поправить и посадил кляксу — как раз на то место, где были «анкетные данные» ясакоплательщика. Кляксу он предъявил охране и потребовал доставить к нему данного иноземца для составления новой записи. Служилые рассказали Кириллу много интересного о его способностях и талантах, но в конце концов отправили гонца за ворота — искать вчерашнего мавчувена. Оного не нашли — уехал «до дому» сразу после посещения острога.

Впечатление от этого события наложилось на информацию, полученную от «кормилицы», и сформировало у Кирилла некое... предчувствие, что ли. Или, может быть, ощущение, что «время пошло». Он совершенно чётко осознавал, чего больше всего хочет в жизни — бежать отсюда и каким-то образом рассчитаться с Шишаковым. Однако ни малейшей возможности сделать это он не видел: «Покинуть острог не трудно, но без транспорта, без продуктов и зимней одежды я не смогу удалиться и на два десятка километров. С окрестными мавчувенами не договориться — для них я таучин или менгит. Они меня убьют или вернут в крепость — на этом всё и кончится».

Никакого плана — реально выполнимого — Кирилл составить не мог. Нужна была некая «оказия», и она в конце концов появилась!

Однажды вечером в обиталище «писаря» явилась Настасья и стала звать его ночевать к себе в избу — с охраной она, дескать, договорилась. Кирилл вежливо отказался, заявив, что боится прогневать начальство. Собственно говоря, это было не первое предложение такого рода и не первый отказ — раньше женщина не обижалась или, во всяком случае, виду не подавала. Теперь же она стала ныть, плакаться и жаловаться на трудную жизнь. Никто её, бедную, не любит и не жалеет. Вот появилась возможность разжиться мяском для детишек, а Кирилл помочь не хочет. Она к нему со всей душой, а он вот такой нехороший.

Кириллу не хотелось, чтобы его считали нехорошим, и помочь он, конечно, согласился. Женщина ободрилась и рассказала ему следующее. К острогу приехал какой-то мавчувен — один, но с двумя нартами, каждая из которых была запряжена парой оленей. Он расположился в стороне от основной стоянки, поскольку там сплошь «собачники». Настасья это всё видела и оценила ситуацию как весьма перспективную — один олень у инородца лишний, поскольку в грузовую нарту двух животных обычно не впрягают. Она смело направилась к приезжему и вступила в переговоры — олень за половой акт с «белой» женщиной. Обычно её словарного запаса хватало для заключения подобных сделок, но этот нехристь оказался каким-то придурочным, и договориться они не смогли. Вроде бы и «согрешить» инородец хочет, и оленя ему не жалко, но не понимает он связи одного с другим и просит привести «говорящего» человека. Настасья пыталась объяснить, что уже поздно, что «говорящий» придти не сможет, но приезжий настаивал и даже дал какой-то подарок в качестве взятки для переводчика. Что за подарок? Да вот — ерунда какая-то!

«Это не ерунда! — хотел заорать Кирилл, когда на ладонь его лёг вощёный цилиндрик. — Совсем это не ерунда!! Это стреляная гильза дробового патрона шестнадцатого калибра!»

— Что ж, — сказал он вслух, пытаясь выглядеть ленивым и невозмутимым, — давай сходим, раз такое дело. Утром, да?

— Как же утром-то? — вздохнула женщина. — При божьем свете согрешить — не отмолишь потом! Да и заберут у него завтра олешков за недоимки иль перекупит кто — народец-то ушлый у нас!

— Резонно... — почесал затылок учёный. — И что ты предлагаешь? Прямо сейчас идти?! Стемнеет же скоро, а меня и днём-то без охраны за ворота не выпускают!

— На что нам ворота? Дырок, что ль, мало?

Кирилл знал, что это правда — мирное население и собаки потихоньку проделали в частоколе несколько проходов. Их периодически заделывали, но вскоре появлялись новые — кому ж охота обходить половину острога, чтобы пройти в ворота с вязанкой хвороста?!