Сергей Щепетов - Айдарский острог

— Да ты что?! На государя?! Вот ведь тать какой оказался! А с виду, а обхожденьем-то был как крестьянин — почтенный человек!

— То-то, что обхожденьем! А сам чернокнижничал да чертей привечал! От евойного-та колдовства у меня-та вся юкола на вешалах погнила! Вся как есть червяком взялася! Ну, ничо, Бог — он всё видит, он ужо ему-та...

— А как он на государя-то? Неужто порчу какую наслать хотел? Свят-свят-свят...

— Каку порчу?! Ворогам государевым — нехристям поганым — ружьё продавал! От ить, до чо корысть бесовска доводит!

— Это точно, хозяйка: от корысти всё, от златолюбия и нечестия бусурманского! Хорошо хоть словили ворога!

— Словить-та словили — его да чёрта Клейменова, безязыкова, что при ём был. А третий-то — рваный — убёг. Хто яво таперича пымает аль укажет, тому награда великая обещана — аж пять рублёв! И муки пше... Ой, погодь-ка... Святый Боже... Ой, заболталася я, дура старая, ой заболталася! А мне-та... А у меня-та... Ой, бегу-бегу!

— Ну, ладно, — пожал плечами Кирилл. — Извини, что задержал. Сама понимаешь — год на промысле, то-сё...

Отойдя шагов на двадцать, учёный оглянулся: его собеседница, так шустро кинувшаяся в другую сторону, почему-то бежать раздумала — стояла и, открыв рот, смотрела ему вслед.

Это приключение Кирилла, конечно, удивило, но расстроило не сильно. Собственно говоря, он хотел всего лишь сообщить Федоту Петровичу, что поручение его честно выполнил, но вся идея пошла к чертям по вине лопаткинских служилых. Мало того что таучины ещё больше озлобились на русских, они научились атаковать большие корабли, так что теперь в устье Айдара им лучше не показываться, особенно с ценным грузом. Учёному была интересна реакция этого человека — он казался единственным «вменяемым» русским из всех его здешних знакомых. То, что его кто-то выдал властям, было вполне в стиле местных традиций. Странным можно было, наверное, считать относительно недолгое следствие и быструю казнь столь важного преступника.

На «площади» уже было полно народа. Кирилл высмотрел, что дед и Луноликая никуда не делись, и решил побродить в толпе — как и полагается шпиону, послушать, о чём говорят люди. Люди же эти (в основном мужчины) были далеко не все трезвы и говорили как бы об одном и том же, но непонятном. При этом они перемигивались и пересмеивались. Причину такой скрытности Кирилл выяснил довольно быстро: среди толпы бродили две тройки служилых «при исполнении», то есть с оружием. Ещё двое «оружных» обеспечивали безопасность торговца-целовальника и бочонка с «казённым» вином, которое, вероятно, было просто местным самогоном. На крышке стояли наполненные оловянные стаканы, но желающих выпить не находилось — мужики подходили, глумливо справлялись о цене и ржали в ответ, а кое-кто норовил и плюнуть, правда, не в целовальника, а в стакан.

Учёный быстро разобрался, что на самом деле вокруг идёт активная торговля спиртным из-под полы — кто-то кому-то наливает, кто-то выпивает и закусывает. От «милиции» нужно было скрыть момент наливания, а пить можно было на глазах у служилых, чем народ и развлекался. Дед со своей кетой оказался очень к месту, поскольку именно его рыбой — сырой и несолёной — народ в основном и закусывал. В общем, торговля шла бойко — дед держал скользких рыбин за хвост и голову, а Луноликая резала их на поперечные куски, которые и разбирали покупатели. Чтобы получить такой кусок, нужно было предварительно отлить немного зелья из своего стакана в кувшин или слить туда недопитое — на жуликов дед ругался, да и публика подобных действий не одобряла. Стражи порядка на это действо внимания не обращали — вероятно, торговлей оно не считалось.

С церковной колокольни послышался звон — его издавал небольшой медный колокол. Некоторое время спустя раздались крики:

— Идут, идут!

— Да нет ещё — рано!

— Сейчас выйдут!

Торговля сразу пошла на убыль — народ устремился на зрительские места вдоль линии от церковных ворот до крыльца приказной избы.

— Куда это они все? — заинтересовалась Луноликая. — Что там будет?

— Да ничего не будет, — рассмеялся Кирилл. — Начальство прошествует из офиса в церковь — только и всего.

— И Худо Убивающий?

— Наверное. Или, может быть, слуги его понесут на руках.

— На руках?!

— Нет, конечно, — шучу я.

— Но я тоже хочу посмотреть!

— На кого? На врага всех таучинов?

— Да-да, пошли, Кирь!

Такое любопытство Кириллу показалось хоть и излишним, но вполне естественным. Кроме того, требование было слишком эмоциональным, чтобы он решился на отказ.

— Ладно, — вздохнул учёный. — Держись за мою рубаху сзади — будем проталкиваться!

Его усилия увенчались успехом — в конце концов они оказались в первом ряду. Находиться здесь было крайне неуютно — сзади давили, пихались и матерились, а спереди пятеро молодцев в кафтанах, бывших когда-то красными, прикладами фузей и древками бердышей расчищали проход для важных персон. Руки то и дело оказывались блокированными, и отбиваться от комаров было нечем. При этом надо было пытаться хоть немного оградить Луноликую от всех этих удовольствий. Как это ни странно, но женщина, никогда не бывавшая в давке, переносила её стоически, словно впереди её ждало райское наслаждение.

К счастью, всё это безобразие продолжалось недолго — крики сменились относительной тишиной, давка прекратилась, мужики в первых рядах поснимали шапки, откинули с голов капюшоны и сетки. Кириллу пришлось поступить также. Комары этому, надо полагать, весьма обрадовались.

Шествие возглавлял сам Петруцкий — в драгунском мундире при всех регалиях. Обмундирование явно не было новым — скорее просто малоношеным. Сидело оно как-то несуразно, однако нельзя было не признать, что на фоне общей серости драгунский офицер в парадной форме выглядит словно райская птица среди воробьёв — от него, казалось, прямо-таки сияние исходит! За капитаном следовало начальство помельче, но оно было не в мундирах, и ни на него никто не обращал внимания.

Кирилл тоже смотрел на капитана и видел многое: «Это, наверное, как раз тот случай, когда говорят: „Слегка выбрит, до синевы пьян...“ Вовсе не сияние от него исходит, а аромат перегара. Бабёнку эту узкоглазую не он ведёт под ручку, а она его тащит и придерживает, чтоб не упал. Почему мундир на нём плохо сидит, очень даже понятно — потому что надет поверх доспеха. Его благородие, вероятно, не слишком доверяет своим подданным. Впрочем, краснокафтанные парни работают как настоящие телохранители — прикрывают патрона со всех сторон. Эх, гранату бы... Или автомат...»

Шествие почти поравнялось с Кириллом, когда произошла заминка — маленькая, почти мгновенная. Вряд ли окружающие её заметили. Капитан чуть задержался на очередном шаге и приподнял устало опущенные веки. Кирилл содрогнулся: «Сейчас узнает — он почувствовал мою ненависть!» Однако Петруцкий посмотрел не на него, а чуть в сторону. Кирилл проследил за его взглядом...