Игорь Болгарин - Горькое похмелье

Белая армия испытывала крайнюю нехватку крупных умов и деятелей. Молодая Советская Россия, при всех своих ошибках и фантастических, сокрушительных для нее самой идеях, в то же время бурлила, даже страдала от обилия военных талантов и дальновидных политиков. Причем чаще всего большевистские стратеги оканчивали ту же Академию Генштаба, что и Деникин с соратниками. Но они мыслили ярче, смелее. Молодые полководцы Советов, такие как Саблин и Павлов, были самой что ни на есть военной косточкой, юные генералы и дети генералов (или крупных предпринимателей). Они пошли служить в Красную армию, к Троцкому, потому что видели: этот революционный деятель, фанатичный вождь, несмотря на свою приверженность идее мировой революции и пролетарского братства, объективно восстанавливает мощную, сильную Россию. Причем в ее прежних, а может быть, даже более широких границах.

На белой стороне выдвиженцы – генералы Врангель, Слащёв, Кутепов, Манштейн-второй не могли пробиться сквозь огромное число толпящихся у самых верхов полководцев старой формации. Уже не очень молодого Врангеля, правда, пришлось несколько позже признать и вручить ему ключи от почти разрушенной, обреченной крепости по имени Россия. Свой талант Врангель вынужден был направить лишь на то, чтобы спасти остатки Русской армии, офицерства. С этим он справился блестяще, на большее не хватило ни времени, ни сил.

Политика Деникина, «непредрешенчество», была двойственной, шаткой и действительно ничего не решила. Ни крестьянский, ни помещичий, ни партийный вопросы. Антон Иванович стремился никого не обидеть. Офицеров-евреев, героев Великой войны, георгиевских кавалеров, пошедших к нему добровольцами, чтобы сражаться с большевизмом и страстно желавших отомстить красным за расстрел капитана Александра Виленкина, председателя Московского союза евреев-воинов, Деникин попросил выйти в отставку с сохранением всех льгот и жалованья. Генерал опасался, что в армии, зараженной антисемитизмом, офицеры могут попасть в неловкое положение.

И обидел самих героев. Они не за жалованьем шли. И неловких положений не боялись.

А за Виленкина отомстил молодой поэт Лёня Канегиссер, застреливший председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого.

На фоне решительных, пусть во многом и ошибочных действий большевистских лидеров поведение Деникина выглядело старческим шарканьем по паркету. Походка эта – не для гражданской войны… Хотя, заметим, генералу было всего сорок семь. Как и Колчаку, Верховному Правителю, который запутался в политических междоусобицах и, главное, не смог решить проблему со свободолюбивым сибирским крестьянством, которое и подорвало его мощь. Там были свои Махно – от анархиста Нестора Каландаришвили до незаангажированных вольнолюбцев бывшего штабс-капитана и полного георгиевского кавалера Петра Щетинкина и бывшего лесничего Александра Кравченко. Не понял адмирал их партизанскую силу и не нашел с ними общего языка.

А между тем повторял, и не раз, гений политической игры и диалектики Ленин: «Мы пойдем с ними на компромисс, а потом посмотрим»… Белым вождям изучать надо было большевистскую тактику. Не хотели. Предпочитали честную отставку. Или честную смерть. И тем обрекали на страдания или смерть тех, кто им доверился.

Осенью девятнадцатого года, в момент наибольшего успеха Деникина, взявшего уже Курск и Орел, повел решительное наступление на Петроград опытнейший генерал Николай Юденич, командующий Северо-Западной армией. Повел, несмотря на то что подчиненный ему свежеиспеченный генерал Павел Бермонт-Авалов неожиданно направился со своей армией в противоположную сторону – «освобождать Ригу».

Как в летописи: «Доколе, о князья русские, крамольничать меж собой будем?» Увы, смута, а в самом своем опасном и отвратительном проявлении смута – это гражданская война, постоянно посещала Россию как любимую вотчину.

Противостоящая Юденичу и находящаяся в обороне Седьмая армия большевиков имела более чем двукратное превосходство в людях и девятикратное (!) в артиллерии. К тому же основной кадровый состав генерала – офицеры, юнкера, студенты, казаки – не имели в условиях ранней и холодной осени теплой одежды. Хуже того, многие надевали френчи и шаровары на голое тело: не было даже белья.

На что рассчитывал генерал, посылая на смерть своих мальчиков? На чудо? На авось? На трусость и слабость противника?.. Только что возникшие государства Эстония и Финляндия, создавшие небольшие, но весьма боеспособные армии, обещали Юденичу полную поддержку в свержении большевиков. При одном условии: генерал должен был признать их независимость.

Несомненно, вместе с эстонцами и финнами Юденич добился бы своего, взял Петроград. Это могло изменить весь ход борьбы. Но Юденич, покрутив свои знаменитые усы, погладив наголо обритый блестящий череп, обратился к высшему командованию за советом. К Колчаку и Деникину. Те ответили коротко: «Только единая и неделимая». «Навечно!»… Эх, политики…

А Ленин чуть позже эту независимость признал. Более того, одарил новые государства подарками, заставившими вспомнить полузапрещенное слово «царские». Щедрые то есть. Эстония получила в дар всю российскую недвижимость на своей территории, пятнадцать миллионов золотых рублей (огромная сумма для маленькой страны!) и вдобавок на длительный срок, бесплатно, на территории России концессию – один миллион десятин леса для вырубки.

Царские подарки получили и остальные прибалтийские державы в благодарность за признание советской власти в России. Молодая и обнищавшая Республика Советов спешила утвердиться любой ценой и вновь пробить окно в Европу. Ленин всякий компромисс называл временным, не стеснялся. И побеждал. Те шахматные партии, которые разыграл на территории бывшей Российской империи пролетарский вождь, и те, которые оставил в ничейной, то есть компромиссной позиции, через двадцать лет доиграл Сталин. «Мудрый ученик» по части выигранных эндшпилей превзошел учителя.

Когда остатки разбитой армии Юденича побежали к эстонской границе, чтобы укрыться там, «за кордоном», они встретили колючую проволоку и пулеметы. Зримое воплощение перехваченного компромисса. Выросшее за счет беженцев, за счет женщин и детей войско Юденича почти трое суток мерзло в пурге, ожидая милости от эстонских властей. Несколько сотен человек замерзло, несколько сотен или даже тысяч стали инвалидами, прежде чем им разрешили войти.

Нет, не могли тягаться полководцы Русской армии, ее «вожди» с военачальниками Красной армии и большевистскими политиками. Иной характер мышления, иная система взглядов. Поэтому Деникин начисто проиграл Махно, недооценив и не поняв крестьянского батьку. И, трагически опаздывая, в условиях жестокого поражения, почти разгрома, Антону Ивановичу пришлось поворачивать Третий армейский корпус генерала Слащёва, нацеленный на поддержку левого, у Севска, фланга отступающей Русской армии и бросать его на Екатеринослав, против Республики батьки Махно. Но это – чуть позже.