Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

– Дело даже не в позоре, – пробормотал он.

Потом встал, и все молча смотрели на него, потому что он собирался говорить. Ян Пауль умоляюще протянул руки вперед, к товарищам по оружию, и пламя костра осветило его лицо снизу, оставив глаза в тени; они казались темными провалами, словно пустые глазницы в черепе. Он стоял, и лохмотья одежды свободно болтались на его костлявом, истощенном теле.

– Братья… – начал он.

Но нужные слова все не приходили. В душе не было ничего, кроме потребности не сдаваться, продолжать бороться. Он опустил руки.

– Я ухожу, – просто сказал он. – Когда луна зайдет за горизонт, меня здесь уже не будет.

И он пошел прочь от костра. Один за другим бойцы вставали и следовали за ним, все из его отряда.

Шестеро человек, собравшись в кружок, сидели на корточках и смотрели на луну: край ночного светила уже коснулся вершины холма. Позади ждали оседланные лошади, из футляров торчали приклады винтовок. Возле каждой из шестисот лошадей, завернувшись в одеяло и пытаясь хоть немного поспать, лежал боец, полностью экипированный в дорогу. Лошади переступали ногами и беспокойно двигались, но в ночной тиши не раздавалось ни звяканья, ни топота – все было тщательно обмотано тряпками.

– Давайте повторим еще раз, чтобы каждый знал, что он должен делать, – сказал Леру, оглядывая всех, кто сидел с ним. – Я поеду первый с сотней бойцов, мы отправимся вдоль реки на восток. Теперь ты, Хендрик, какой у тебя маршрут?

– На юг, через порядки кавалерии, пока не рассветет, потом сделаю крюк и двинусь в сторону гор.

Леру кивнул.

– А ты? – спросил он следующего.

– На запад по берегу реки.

– Ja, а ты?

Он опросил всех по очереди.

– Место встречи – старый лагерь у холма Инхлозана, – сказал он, когда все отчитались. – Все согласны?

И они стали ждать, глядя на луну и слушая вопли шакалов, дерущихся за разбросанные по всей равнине трупы английских солдат. Потом луна скрылась за холмами, и Леру встал, разминая кости.

– Totsiens, kerels [90], – сказал он. – Пожелаем друг другу удачи.

Взяв поводья своей лошади, он повел ее к Ваалю, и сотня его товарищей с лошадьми молча последовала за ним.

Когда они проходили мимо фургона, стоящего на берегу Падды, старый Зицманн уже поджидал их, держа на поводу вьючного мула.

– Идете? – спросил он.

– Ja, минхеер. Мы должны уйти.

– Да пребудет с вами Господь.

Зицманн протянул ему руку, и они обменялись рукопожатием.

– Возьмите с собой этого мула. В сумках деньги. Нам они здесь уже не понадобятся.

– Спасибо, минхеер, – сказал Леру и махнул одному из своих, чтобы тот взял мула. – Удачи вам.

– Удачи, генерал.

В первый раз Зицманн назвал Яна Пауля генералом.

Леру спустился к внешней границе своей обороны и вышел в открытый вельд, где ждали британцы.

С первыми, еще тусклыми, проблесками рассвета в ночном небе порядки британцев остались позади, путь впереди был свободен. Хотя дважды в течение этой ночи вспышки отчаянной винтовочной перестрелки в темноте за спиной говорили о том, что не всем прорывающимся группам бойцов так повезло.

Шон с Саулом стояли возле маленькой двуколки. Мбежане принес им кофе.

– Ну и холодина, черт побери, уши отваливаются. – Шон взял свою чашку в обе ладони и с шумом стал прихлебывать.

– Не отвалятся, капюшон тебе на что? – отозвался Саул. – Вот двигаться надо больше, а то примерзнем к земле.

– Через часок рассветет, – сказал Шон. – Самое время сделать обход. Мбежане, гаси костер и приведи лошадь!

В колонне по два – двуколка замыкала строй, трясясь позади, – они начали обход внешнего контура патрулируемой ими территории. За последние четыре дня они проделывали это уже много раз, двигаясь взад и вперед по маршруту, который им определил Эйксон. Замерзшая трава хрустела и ломалась под копытами лошадей.

Пока следопыты из зулусов, как охотничьи собаки, рыскали впереди, а позади в своих шинелишках жались от холода бедные солдатики, Шон с Саулом снова начали свой бесконечный спор с того места, на котором закончили его вечером. Они уже зашли так далеко в будущее, что обсуждали возможность федерации с ответственным правительством, которое объединит все территории южнее реки Замбези.

– Как раз это уже десять лет и предлагает Родс, – заметил Саул.

– Не хочу иметь ничего общего с этим пронырой, – категорически заявил Шон. – Он навечно привяжет нас к Уайтхоллу, а значит, чем скорее мы избавимся от него и от Милнера [91], тем лучше, – таково мое мнение.

– Так ты хочешь избавиться от имперского правления? – спросил Саул.

– Конечно. Давайте скорее закончим войну и отошлем их обратно за море. Со своими делами мы сами управимся.

– Полковник, мне кажется, вы воюете не на той стороне, – заметил Саул.

Шон усмехнулся:

– Но серьезно, Саул…

Закончить он не успел. Из темноты выскочил Мбежане; зулус молчал, но, похоже, явился не просто так, и Шон остановил лошадь, чувствуя, как по рукам побежали мурашки.

– Что, Мбежане?

– Мабуну!

– Где? Сколько их?

Он слушал торопливые объяснения Мбежане, потом резко повернулся к вахмистру Экклсу, который тяжело дышал ему в затылок.

– Нам предстоит работенка, Экклс. Их около сотни, всего в миле впереди, идут прямо на нас.

Шон говорил сдавленным от волнения голосом. То же волнение заставляло усы на бесстрастном лице Экклса трепетать и подпрыгивать, словно крылья у бабочки.

– Развернуться в шеренгу, – приказал Шон. – Они в темноте притопают к нам прямо в лапы.

– Идут пешком, сэр?

– Нет. Как только появятся, встретим их огнем. Только, ради бога, не поднимайте шума.

Шон снова встал рядом с Саулом, а колонна по двое развернулась по обе стороны от них. Разговоры смолкли, слышались лишь цоканье копыт по каменистой почве, шуршание снимаемых тяжелых шинелей и негромкое звяканье затворов.

– Снова в бой, друзья, – прошептал Саул.

Шон не ответил. Он пытался побороть страх. Даже в этом рассветном холоде руки его были влажные. Он вытер их о штаны и достал из футляра винтовку.

– А как насчет пулеметов? – спросил Саул.

– Времени нет устанавливать, – хрипло ответил Шон. Прокашлялся и только потом продолжил: – Да они и не понадобятся, силы шесть к одному.

Он оглядел линию молчащих солдат. Темные фигуры на фоне травы, светлеющей в рассветной мгле. Он видел, что каждый из его бойцов пригнулся в седле вперед, у каждого на коленях лежит наготове винтовка. Напряжение в полумраке росло, – казалось, его можно потрогать руками. Даже лошади заразились им, переступая под всадниками, они нервно двигались из стороны в сторону, кивали от нетерпения. «Господи, – подумал Шон, – только бы ни одна не заржала».

Он напряженно всматривался в темноту. Казалось, страх его, помноженный на страх остальных ждущих, настолько сгустился в предутреннем воздухе, что буры обязательно должны его учуять.