Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

В рассветном полумраке прямо перед ними, немного левее, проступило темное пятно. Несколько секунд Шон всматривался: оно слегка напоминало тень освещенного луной дерева в открытом вельде и при этом медленно двигалось.

– Ты уверен, что это буры? – шепотом спросил Саул.

Сомнение охватило и Шона, он даже испугался. И пока колебался, не зная, что делать, тень вытянулась к ним навстречу, и теперь уже слышался топот копыт.

Буры? Он отчаянно искал хоть какой-то знак, чтобы с чистой совестью атаковать противника. Буры или нет? Никакого знака, одна лишь тень, которая надвигается все ближе, слышны только негромкие звуки ее движения, только цокот и скрип в рассветной мгле.

Они уже совсем близко, не больше сотни ярдов, и все равно невозможно узнать, что за темная масса наплывает прямо на них.

– Шон… – прошептал Саул, но не закончил.

Почуяв чье-то приближение, вдруг нервно заржала его лошадь. От неожиданности какой-то солдат неподалеку испуганно охнул. И почти сразу же Шон получил знак, которого ждал.

– Wie’s daar? – послышался вопрос на гортанном африкаансе.

– В атаку! – заорал Шон и пришпорил коня.

Вся шеренга мгновенно рванулась на буров. Солдаты неслись вперед – грохотали копыта, звенели крики, и непрерывно трещали выстрелы, вспыхивающие вдоль всей линии атаки.

Стоило Шону помчаться на врага, как весь страх остался позади. Придерживая приклад винтовки под мышкой, Шон стрелял вслепую и кричал, сливая свой голос с воплями шести сотен солдат, ведя их за собой на буров.

Те не выдержали и дрогнули. Да и не могли не дрогнуть, сопротивление казалось безумием. Они развернули своих выдохшихся лошадей к югу.

– Сомкнуть ряды! – заорал Шон. – Всем ко мне!

Шеренга укоротилась и сжалась, солдаты сбились в плотную массу всадников и, продолжая вести огонь, помчались на буров. Те, охваченные диким отчаянием, бросились наутек.

Прямо на пути Шона попалась бьющаяся тяжелораненая лошадь, придавившая своей тяжестью всадника. Зажатый со всех сторон, уклониться он уже не мог.

– Давай, мальчик мой! – крикнул Шон и, помогая лошади коленями и руками, заставил ее сделать прыжок; она перелетела через препятствие, слегка споткнувшись при приземлении. И снова вперед в азартной погоне за врагом среди толкающихся и орущих товарищей.

– Догоняем! – кричал Саул. – На этот раз не уйдут!

Лошадь, скакавшая рядом с ним, попала копытом в ямку, кость ноги ее с треском сломалась, и она повалилась на землю, высоко подбросив всадника, который, сделав в воздухе несколько кувырков, грохнулся на землю. Ряды тут же сомкнулись, заполняя брешь, и погоня, не останавливаясь, помчалась по равнине дальше.

– Впереди холм! – крикнул Шон, увидев темные очертания на фоне рассветного неба. – Не дайте им доскакать до него!

Он вонзил шпоры в бока своей лошади.

– Не догоним! – крикнул Саул. – Они попрячутся в скалах!

– Черт возьми! – выругался Шон. – Вот зараза!

За последние несколько минут почти совсем рассвело. Утро в Африке наступает быстро: едва солнце покажется из-за горизонта, вскоре становится совсем светло. Шон уже ясно видел, что передние буры скрываются за скалами, спрыгивают с лошадей и ныряют с ними в укрытие.

– Скорее! – яростно кричал Шон. – Скорее!

Он с досадой смотрел, как ускользает из рук быстрая победа. С нижних склонов холма уже заговорили в ответ маузеры, и последние всадники противника спешивались и скрывались в скалах. Лишившиеся седоков лошади обезумели и с выпученными глазами, звеня пустыми стременами, бросились на бойцов Шона; те уворачивались, сталкиваясь друг с другом, и вся мощь неожиданной атаки рассеялась, сойдя на нет.

Оставшийся без хозяина мул с кожаной сумкой на спине карабкался между скалами все выше; тут его смертельно ранила шальная пуля, и он свалился в глубокую расселину. Но этого никто не заметил.

Лошадь под Шоном вдруг дернулась, и его выбросило из седла с такой силой, что ремешок стремени порвался, словно хлопчатобумажная нитка; взлетев, Шон жуткое мгновение висел в воздухе, а потом рухнул вниз, врезавшись в землю грудью, плечом и щекой.

Волна атаки разбилась о холм, завертелась круговоротом, и все смешалось. Шон смутно слышал стук копыт, бьющих в землю рядом с его головой, выстрелы маузеров и крики людей, которых достали пули.

– Спешиться! Преследовать их пешком! – услышал он голос Саула, и повелительный голос друга заставил Шона подняться.

С трудом оттолкнувшись руками от земли, он сел. Щека, с которой начисто содрало кожу, горела, словно на нее плеснули кипятком, из носа шла кровь, превращая землю, забившую рот, в песчаную пасту. Левая рука онемела до самого плеча, а еще он потерял винтовку.

Шон попытался сплюнуть забившую рот грязь, тупо глядя на царящий вокруг хаос и пытаясь разобраться, в чем дело. Потряс головой, стараясь выкинуть из мозгов вялость и безразличие, в то время как прицельный огонь маузеров почти в упор валил вокруг него людей.

– Спешиться! Спешиться!

Тревога в голосе Саула заставила Шона подняться. Ноги плохо держали его.

– На землю, обормоты! – подхватил он крик Саула. – На землю и шагом марш вслед за ними!

Какая-то лошадь чуть не сбила его с ног, и он закачался, но чудом удержал равновесие. Всадник соскочил с нее рядом с Шоном:

– Вы в порядке, полковник?

Он протянул руку, чтобы помочь Шону, но пуля ударила его в грудь ниже поднятой руки и убила на месте. Шон уставился на лежащее тело и почувствовал, что его сознание прояснилось.

– Сволочи! – прорычал он и схватил винтовку убитого. – Вперед! – заорал он. – За мной!

Шон повел их за собой на скалы из этого хаоса мертвых тел и раненых бьющихся лошадей.

Понадобилось полчаса, чтобы, используя свое превосходство в численности, беспощадно и неумолимо отогнать буров вверх по холму. Каждый скальный выступ служил противнику укрепленным пунктом, который приходилось брать приступом, обильно поливая его солдатской кровью. По фронту шириной примерно в две сотни ярдов атака превратилась в ряд отдельных перестрелок и схваток, руководить которыми Шон не мог. Он собрал вокруг себя оказавшихся рядом бойцов, и они прокладывали себе путь к вершине от одного валуна к другому; буры до последней минуты дрались за каждый камень, а потом отступали на следующую позицию.

Вершина холма представляла собой ровное блюдце, со всех сторон окруженное крутым и голым склоном высотой в пять десятков футов. Шестьдесят оставшихся в живых буров добрались до этой естественной крепости и заняли круговую оборону с решимостью людей, которые знали, что это последняя их битва. Дважды они отбрасывали британцев от краев своего блюдца, и те уползали вниз, под укрытия огромных скальных обломков.