Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

— Потому что мадридец выпьет вино вместе с мухой и в виде компенсации потребует подать еще такой же, — зевая, ответил герцог. — Так ты имеешь в виду этого странного типа Браулио? И верно, весьма темная личность. Не удивлюсь, если вдруг однажды выяснится, что он и вовсе не испанец, а французский шпион.

— Да уж, нашего славного премьера можно обвинить в чем угодно, только не в проницательности.

— Что верно, то верно. Я бы на его месте давно уже познакомил бы этого мерзавца с нашей прелестной Санта Касой [113] Санта Каса — святая Инквизиция в Испании. .

Педро подумал, что, в крайнем случае, можно составить пару доносов и дело окажется в шляпе. Однако это требует времени, да и противно его природе; юноша привык действовать стремительно и по-мужски. А потому разговор с герцогом Уруэньей насчет валета Годоя он счел целесообразным на этом и закончить, ибо уже прекрасно понял, что большее не узнает ничего интересного, а привлекать излишнего внимания своим интересом не стоило.

Утром второго дня он заявил, что подвернул ногу и потребовал отдыха. Лежа у себя, Педро смотрел на сначала густо желтеющий, потом розовеющий и синеющий воздух за окнами и ждал того самого вечернего часа, когда все предметы начинает окутывать призрачная дымка — легкого часа любовников и воров.

Он прекрасно понимал, что ведьма нужна Пепе совсем не для того, чтобы приворотить Мануэля. «Ей не дает покоя мысль, кто мог выдать ее тайну Клаудии, — размышлял он. — Для меня этого вопроса не существует. Клаудита достаточно проницательна, чтобы сразу же обнаружить эту истину. Однако, судя по всему, она даже не подозревает, кто именно отец этого мальчика». И Педро, искренне пообещавший Пепе поспособствовать ей в возвращении любви дона Мануэля, решил все же за оставшееся время попробовать разыскать старую повитуху, хотя и совсем не ради Пепеных целей.

Вот, наконец, колокол дворцовой церкви отбил половину седьмого, и Педро, надев форму цагуанете, смешался с солдатами, кишащими в этот час на лестницах и в переходах. Незаметно выведя свою Эрманиту из королевских конюшен, о чем поставил в известность лишь глубоко преданного ему конюха, он быстро спустился по узкому переулку, вышел в парк и поспешил прямо на север. Верная Эрманита прекрасно знала все городские пути, и потому Педро мог спокойно предаваться мечтам или воспоминаниям, из чего обычно предпочитал последнее. Но мечты его всегда оказывались слишком несбыточны.

У него в памяти навсегда остался тот день, когда на следующее утро после столь удачно инсценированного им покушения на его высочество они втроем пришли в королевский дворец и сразу же направились в огромный внутренний двор. Там конюхи выводили лошадей, которых готовили к охоте его величества. Инфант и герцог замедлили шаги, и Педро понял, что сделали они это намеренно. Разумеется, сейчас они начнут подстраивать ему всевозможные испытания и ловушки — что ж, этого следовало ожидать. На что еще можно надеяться, напросившись на такого рода службу к такому человеку. Педро шел, готовый к любому подвоху, удару сзади или даже просто оскорбительной ситуации. Но все оказалось гораздо проще, его спутники обменивались замечаниями о выводимых лошадях, и Уруэнья, словно невзначай, вдруг обратился к нему с неожиданным вопросом:

— Послушай, приятель, ты, верно, понимаешь толк в лошадях, если уж собрался служить его высочеству.

«Начинается», — подумал Педро, но в ответ только равнодушно пожал плечами и довольно дерзко огрызнулся:

— Вы все еще сомневаетесь в моих способностях…

— Пожалуй, уже нет, но принцу всегда нужны доказательства, такой уж он у нас матерьялист, — ухмыльнулся герцог и указал куда-то в дальний угол двора, где в клубах пыли возились конюхи. — Видишь, какая там поднялась пылища? Эта скотина испортит сегодня всю охоту его величеству — раскапризничалась, как… королева. Смотри, как беснуется и не дает увести себя. Иди-ка, приведи ее в чувство.

— Как давно она здесь? — как бы небрежно поинтересовался Педро.

— Да так, с некоторых пор…

— И репу пробовали, и битый кирпич? — Педро позволил себе нотки знатока, но в ответ получил не менее профессиональное:

— И даже волка со сладкой водой. [114] Перечисляются классические цыганские способы усмирения непокорной лошади.

Последнее средство считалось самым радикальным, однако отступать было уже поздно.

Педро усмехнулся, изображая превосходство старика над глупыми детьми, и решительно двинулся прямо к облаку пыли. Он шел, не оглядываясь, и вполне равнодушно думал о том, что, может быть, через несколько минут закончится его так удачно начавшаяся новая карьера, и ему, в лучшем случае, придется все же покинуть Мадрид… Неожиданно из белой мучной взвеси на мгновение мелькнул до боли знакомый горбоносый профиль.

— Эрманита! — забыв обо всем, крикнул Педро, и в ответ раздалось неуверенное робкое ржание. — Эрманита, девочка моя! — И в следующую же минуту он грубо растолкал конюхов, обругав их последними словами, взял поводья и на мгновение прильнул губами к бархатному уху своей красавицы, уже однажды так успешно спасшей его и вынесшей со двора коварного кардинала. Затем одним ловким скользящим движением он вскочил прямо на незаседланную кобылу, и вновь прижался лицом к горячей, влажной, капризно выгнутой шее. — Милая моя, сладкая… — Он дрожащими пальцами гладил вздрагивавшую в ответ на его ласку тонкую кожу и все шептал и шептал в напрягшееся резное ухо. — Ты здесь, ты жива… Эрманита…

Когда же удивленные видом отстраненных конюхов, тот час же вылетевших из пыльного облака, принц Фердинанд и Уруэнья подошли поближе и увидели Педро, горделиво восседающего верхом на смирно стоящей, хотя все еще и нервно вздрагивавшей и фыркающей кобыле, сидящий на ней юноша даже не обернулся в их сторону, задумчиво глядя куда-то поверх голов.

— Смотри-ка, не соврал! И впрямь тот мой подарок «душа его души», — удовлетворенно и с явным облегчением выдохнул Фердинанд. «Похоже, на него действительно можно положиться, — подумал при этом он, а затем его пронзила дикая, болезненная зависть. — Надо же, этого красавца любят даже животные…»

С того дня Педро не расставался с Сестрицей ни на день.

Соскучившаяся по просторам Эрманита быстро добралась до полей, за которыми начинались развилки в южные предместья, и остановилась, вопросительно повернув голову. Педро ласково потрепал ее по шее:

— Давай-ка вон туда, — и они легкой рысью двинулись в сторону Кампаменто.

Дорога оказалась почти пустынной, а редкие путники, издалека завидев всадника в форме цагуанете, справедливо пользовавшейся недоброй славой, жались поближе к обочинам и старались побыстрей проскочить мимо. Сумерки все плотнее обнимали землю и грозили вот-вот перейти в полную непроглядную ночь. Педро уже довольно долго петлял по неказистым кривым улочкам предместья, но не видел не то что столь необходимой ему теперь ведьмы, но и вообще никого. Не было нигде видно и одичавших миндальных деревьев. Впрочем, теперь Педро было уже не тринадцать лет, хотя времени, как и тогда, в запасе практически не оставалось. И все же он, не спеша, проезжал по улицам, заворачивал за полуразрушенные каменные ограды и нагло заглядывал в лицо случайным редким прохожим. На небе ярко высветились звезды, а он все кружил на недоумевающей Эрманите по Кампаменто. Кобыла косила шоколадным глазом и нетерпеливо всхрапывала, словно о чем-то спрашивая. Наконец, Педро пришла в голову та мысль, которая неизбежно в конце концов посещает всех людей, тонко чувствующих природу и животных — он бросил поводья и похлопал лошадь по холке.