Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

— Да уж, идиотским любопытством, которое они проявляли к нам, они явно напоминали дикарей, — как всегда, сухо заметил Бертье.

— Увы, — с легкой улыбкой отозвался дон Гаспаро, — потомственные монархии неизбежно ведут к вырождению.

— По вам этого не скажешь, мой друг, — лукаво погрозил ему мизинцем Наполеон.

— Я, как и мой отец, и мой дед, во всем следую только велениям сердца, а не династическим предписаниям.

— А не хотите ли вы занять испанский престол? — хитро прищурившись, вдруг прямо в лоб спросил император.

— Нет, сир. Не хочу, — спокойно ответил дон Гаспаро.

— А?! Это не входит в веления вашего сердца?! — лукаво подмигнул Бонапарт. — Смотрите, герцог, не пожалейте. Другой такой случай вам вряд ли представится. Я искренне считаю, что вы вполне достойны этого места и хоть завтра же провозглашу вас испанским королем. Что скрывать, мой брат Жозеф все-таки не слишком подходит для этой роли: он искусный дипломат и просвещеный реформатор, но слишком, слишком миролюбив. И я лучше посадил бы его в Португалию. Так что, герцог, хватит вам сидеть взаперти. Я ведь не завоеватель, для меня главное — вывести страну из мрака средневековья, а для этого нужен мудрый и достойный правитель, каким для вашей благодатной Испании вполне могли бы оказаться вы.

Клаудиа замерла, слушая эти речи. Какие возможности открылись бы перед всеми ими, если бы дон Гаспаро действительно принял сейчас предложение императора! Можно было бы немедленно перебраться в Мадрид, пусть даже истерзанный войной, и уж тогда-то…

Однако дон Гаспаро вновь легко и равнодушно отверг заманчивое предложение своего визави и постарался вернуть разговор в прежнее русло.

— Благодарю за оказанную честь и оценку моих скромных достоинств, но… увольте, ваше величество. Мне хорошо и здесь. Вы лучше расскажите, как поживает наш славный Князь мира?

Клаудиа вспыхнула, и лицо ее стало серьезным и грустным. Это не ускользнуло от внимания императора.

— Превосходно, герцог, воистину превосходно, — оживленно ответил он, не сводя своих пронзительных глаз с девушки. — Я знаю, у вас тут его не любят, а зря. В конце апреля я освободил его из мадридской тюрьмы и доставил в Байонну. Из всей королевской фамилии он оказался самым достойным человеком, один ничего не требовал для себя, один никого не ругал, а попросил лишь разрешения на приезд своей любовницы с ребенком, поскольку старший его сын погиб во время Аранхуэсского мятежа. Кстати, его звали Игнасио, да-да, теперь я вспомнил, именно Князь мира и говорил мне это имя. Он был крайне подавлен этой потерей, но скоро вполне успокоился. У него с этой крестьянской графиней есть и другой малыш, а потому парочка укатила в Турин, чтобы спокойно жить там частной жизнью… — Клаудиа с Игнасио переглянулись, а Наполеон со смехом закончил, — …и как ни странно, герцог, Мария Луиза до сих пор считает этого вашего дона Мануэля самым лучшим своим другом, и время от времени он ее по-прежнему навещает… А любовницу его зовут Пепа. Странное имя! Я запомнил его потому, что мой брат Люсьен в младенчестве всегда просил: «Мама, пепу!» Так он называл соску. И ваш Мануэль тоже попросил у меня Пепу! Дайте, говорит мне только мою Пепу и больше мне ничего не надо! — за столом сдержанно захмыкали, но сам император вдруг расхохотался так, что едва мог говорить дальше. — А еще… Еще я слышал… хе-хе-хе… я слышал, что здесь… моего брата зовут «король Пепе»… Когда Мадам мэр [144] Madam mere — госпожа мать ( фр .); официальный титул Летиции Бонапарт, матери Наполеона. узнала об этом… хе-хе-хе… она безумно смеялась… и все говорила… говорила: «Хорошо хоть, что не король пи-пи!»

Вечером ожидался бал, и на несколько свободных часов Клаудиа закрылась у себя. Она долго молилась пресвятой деве. Значит, Мануэль, жив, здоров и, возможно, даже счастлив. На самом деле, ему всегда нужно было не так много. После стольких лет Клаудиа не могла желать ему зла — ведь он был той звездой, которая долго и преданно манила ее, заставляя бороться, давая силы, награждая и радуя. Девушка отперла секретер и достала единственный портрет, который остался у нее после бегства из дворца. С овальной миниатюры смотрело веселое, полное жизненного огня открытое лицо в ореоле золотых волос… Девушка легко провела пальцем по капризным властным губам и тихо защелкнула медальон. Что ж, в конце концов, Пепа выиграла — с ней ему будет проще. Тут девушка невольно улыбнулась, вспомнив плоскую шутку Наполеона, которой, к ее досаде, она все же тайно порадовалась.

Бал открылся не в обычной бальной, а в том же зале, в котором проходил обед, и который молчаливые и незаметные слуги дона Гаспаро за несколько часов сумели превратить в помпезное, во вкусе гостя, помещение с экзотическими растениями, птицами в клетках и жирандолями. Каменный пол искрился и звенел от касаний серебряных шпор — вероятно, никогда замок д'Альбре не видел такого количества кавалеров в мундирах. Клаудиа, не стесняясь, выказывала особое предпочтение белокурому остроумному маршалу Ланну, прозванному новым французским Роландом. Они много танцевали и болтали о разных пустяках, в то время как Игнасио постоянно держался поблизости от Наполеона, предпочитавшего танцам карты и светскую болтовню.

— Насколько я понял из разговоров за столом, вы немало времени провели при мадридском дворе, мадмуазель де Гризальва, а потому осмелюсь задать вам один вопрос: не знаете ли вы случайно некую Женевьеву де Салиньи? — вдруг во время одного из бесконечных котильонов спросил у девушки Ланн.

— Но что могло заинтересовать вас в этой особе, игравшей, насколько я знаю, не лучшую роль при мадридском дворе? — вопросом на вопрос ответила заинтригованная Клаудиа. — Уж не влюблены ли вы в нее, ваше сиятельство? [145] Ланн носил титул герцога Монтебелло.

— О, уж если когда-нибудь я и влюблюсь, то только в вас, мадмуазель, — галантно ответил сорокалетний маршал, сверкнув совсем молодыми глазами. — Дело гораздо проще: это какая-то самозванка, о которой мне под строгим секретом поведал дон Мануэль, уверяя меня, что здесь в Испании у него похитили самое ценное сокровище, каким он когда-либо обладал. При этом дон Мануэль, опять-таки по секрету, сообщил, что ее во время мятежа увел из дворца и переправил на родину французский посланник. Однако я справился и выяснил, что ничего подобного не было, и быть не могло. Во-первых, Женевьева де Салиньи уже давно мертва. А во-вторых… Впрочем, это уже не важно. Сведений достаточно для того, чтобы предполагать в этой таинственной особое явную самозванку.

— Так вы хотите найти ее и вывести на чистую воду? — рассмеялась Клаудиа.

— Вы слишком романтично представляете себе жизнь боевого офицера, мадмуазель, — вздохнул Ланн. — Просто дон Мануэль обмолвился, что нет в этом мире более красивой и чистой девушки. Вот я и вспомнил о ней, увидев вас, мадмуазель.