Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

— Чего вам жаль, дон Хосе?

— Жаль, что мы не сможем сообщить об этом защитникам города.

— Ну, я думаю, что граф Аланхэ достаточно опытен для того, чтобы, когда начнется заваруха, сориентироваться самостоятельно и подыграть нам.

— Наверное, это так, — задумчиво сказал дон Рамирес.

— Дон Хосе, вас беспокоит что-то еще. Скажите, что именно, — серьезно глядя на старика, спросил Эмпесинадо.

Дон Рамирес посмотрел прямо в глаза смуглому, широкоплечему командиру партиды и внезапно подумал, а стоит ли обременять сознание этого прирожденного солдата такими сентиментальными мелочами, как встреча с детьми после многолетней разлуки? Поймет ли одинокий человек, всю свою волю и все свои мысли сконцентрировавший лишь на единственной цели — изгнать французов с родной земли, — чувства одинокого старого отца? Однако, замешкавшись лишь на секунду, дон Рамирес, решил, что и скрывать свои чувства он не вправе, а потому просто сказал:

— Сеньор командир, там, в Сарагосе, в последний день я встретил своих детей, которых не видел уже более четырнадцати лет, и верного слугу. То есть это даже не слуга, — поторопился добавить дон Рамирес, перехватив удивленно-насмешливый взгляд явно далекого от каких-либо сантиментов командира партиды, — это мальчик, которого я подобрал когда-то на бадалонской дороге, он мне как… сын…

Черные круглые глаза герильяса вдруг на секунду вспыхнули, как показалось, дону Рамиресу, красным дьявольским огоньком.

— Ах, вот оно в чем дело, — протянул Эмпесинадо и оглядел старика с головы до ног. — Понимаю вас, дон Хосе. Не беспокойтесь, все будет в порядке. Теперь мы с ними будем прорываться друг другу навстречу. И я обещаю вам, что при первой же возможности мы тоже прорвемся в Сарагосу и встанем в ряды ее защитников.

— Но…

— Да, дорогой мой дон Хосе. Я прекрасно понимаю, что мои шесть сотен бойцов мало что смогут сделать в открытом поле против одной из лучших в мире армий. Поэтому я и привел своих людей сюда, на северную сторону от города, чтобы делать пока единственное, что в нашей ситуации возможно — мешать сообщениям осадного корпуса с основными силами, большей частью расположенными сейчас в северных провинциях. Да и глубина осадного кольца с этой стороны гораздо меньше, чем с южной, поскольку почти весь север Испании уже в руках французов. И, признаюсь вам по секрету, дон Хосе, что самой удачной, на мой взгляд, нашей помощью осажденным было бы захватить большой продовольственный обоз французов и пробиться с ним в Сарагосу.

— Но это невозможно, — удивленно глядя на командира, сказал дон Рамирес.

— Ах, дон Хосе, боюсь, что вы правы, — со вздохом ответил Эмпесинадо. — А помечтать порой все же так хочется даже нашему брату, военному.

— Но для этого мне все равно надо будет пробраться в город, чтобы согласовать действия, — вдруг загорелся тайной надеждой дон Рамирес.

— Да, непременно, чтобы они ударили нам навстречу, — неожиданно сразу же согласился Эмпесинадо. Но прежде еще нужно выяснить, когда и по какой дороге пойдет обоз. А пока нам остается только ждать, дон Хосе. Только ждать…

Дон Рамирес вышел из палатки расстроенный и лишенный надежд. Ждать, ждать, постоянно приходится чего-то ждать. Эх, а вечер такой отличный, темный, сейчас бы самое время отправиться в путь. Но… пожалуй, и в самом деле в этой ситуации гораздо целесообразнее выждать несколько дней. Во-первых, пусть пока немного притупится первоначальная бдительность караулов. А, во-вторых, быть может, в ближайшие дни появится более реальная необходимость связаться с осажденными. И тогда риск его перехода будет хотя бы более оправдан.

Однако ночь показалась дону Рамиресу бесконечной; он долго ворочался и вздыхал, вызывая недовольное ворчание тех, кому мешал своей бессонницей. Мало того, что ему не давало уснуть постоянное беспокойство о детях, он еще и достаточно выспался днем, а темная, как специально, ночь все тянула и тянула старика в путь. «Но, может быть, они догадаются, что просто изменились обстоятельства, и надо только подождать еще немного. Ведь должны же они понимать, что я, в конце концов, не по собственному произволу гуляю туда-сюда на такое неблизкое расстояние… В мои-то годы!»

Утром дон Рамирес проснулся от каких-то возбужденных криков и, прежде всего, удивился, что под утро все-таки заснул. Но вот, встав и умывшись в ручье — привычка, которую старый воин соблюдал неукоснительно еще со времен французского плена — по оживлению и крикам бегавших по лагерю волонтеров он вдруг понял, что французы начали штурм Сарагосы, причем, именно с самой невыгодной для них северной стороны.

«Ох, и взгреет потом Наполеон этого идиота», — мелькнуло в голове у дона Рамиреса, пока он бежал к палатке командира партиды. Эмпесинадо встретил его широкой белозубой улыбкой.

— Я же говорил вам, дон Хосе, что такой опытный солдат, как вы, мне в отряде просто необходим! Как я понимаю, вы уже поняли, что случилось?

— Да, французы напали на город с севера, даже не подготовившись к штурму, как следует. Они будут нести большие потери. Сарагосцы настроены очень решительно.

— А что в этой ситуации следует делать нам, дон Хосе?

— Я думаю, проверить, насколько крепок тыл этих осаждающих с севера остолопов.

— Верно! Я уже приказал трубить сбор. У нас не так много сил для рекогносцировки, поэтому я решил сходу провести разведку боем. Нам остается рассчитывать лишь на то, что французы от неожиданности придут в замешательство и, прекратив штурм города…

— Всеми силами ударят по нам.

— И тут, поскольку связи с городом у нас нет, нам остается только надеяться, что Аланхэ поймет, в чем дело, и бросит кавалерию на преследование отходящего противника.

— Этот маневр, конечно же, очень вероятен. Однако я бы на месте генерал-капитана не стал так рисковать своей кавалерией в первый же день осады. Вот если бы он точно знал, что является причиной внезапного отхода… Впрочем, я думаю, они не отойдут.

— А вот это мы еще посмотрим, — глядя куда-то вдаль, вдруг озлобился Эмпесинадо.

— Может быть, все же подождать ночи и ударить…

— Как шакалы? Нет, дон Хосе. Мы на своей земле…

Дон Рамирес почесал затылок и… оставил сомнения. В конце концов, ему тоже давно надоело только рассчитывать, ждать и сидеть сложа руки.

Все люди партиды, отчаянно преданные Эмпесинадо и своему делу, тоже воодушевились сверх всякой меры, поэтому выражать дальнейшие сомнения было бессмысленно, оставалось лишь как можно более тщательно подготовиться к предстоящему нападению, в котором каждому предстояло поработать по крайней мере за пятерых.

Эмпесинадо разделил всех людей на пять отрядов, поставив во главе каждого наиболее решительных, а дона Рамиреса оставил при себе, возглавив центральную группу герильясов.