Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

Небольшие глаза Вальябриги, быстро пробежав по ряду рослых гвардейцев, безошибочно остановились на Педро. Переведя взгляд на гриву великолепных смоляных волос юноши, кардинал холодно произнес, ткнув в его сторону выхоленным белым и длинным пальцем:

— Вот этот, граф. Именно он своими смелыми действиями не позволил пожару разгореться. Я еще ночью пытался узнать его имя у герцогини, но она сказала, что гвардия — не ее ведомство.

«А вот и врешь, голубчик! — с удивлением подумал Педро, не понимая, зачем потребовалась кардиналу такая ложь. — Все видели, как ты немедленно укатил восвояси, даже не заглянув во дворец».

— Я рад, что мои подчиненные с успехом выполняют свой долг, — сухо заметил Аланхэ.

— Так вы позволите, граф, немедленно взять его с собой, дабы наградить по достоинству? А, честно говоря, я и вообще просил бы вас уступить этого молодца мне в качестве… ну, скажем, личного телохранителя. Такую расторопность в наши дни встретишь нечасто.

Дон Гарсия лениво тряхнул кружевной манжетой.

— Ваше Высокопреосвященство, считаю своим долгом напомнить вам, что гвардия — не рынок, где можно купить подходящий товар. Мои солдаты находятся на службе его католического величества Карлоса Четвертого.

— Скажите лучше, этой скотины, моего зятя, — буркнул в сторону Вальябрига, но, снова обращаясь к капитану, любезно улыбнулся. — Однако награды должны находить своих героев, не так ли?

— Согласен, — холодно ответил граф. — Но прежде сержант Сьерпес проверит лошадей, проведет занятие с новобранцами и дождется, пока с дежурства вернется третий взвод. Кроме того, завтра состоится заседание Совета Кастилии, где наличие моей роты полагается по традиции, а третьего дня будет бал в Эскориале, на охрану которого полагается никак не менее трех рот…

— Так на какое время могу я рассчитывать, граф?

— Я доложу вышестоящему началсьтву и если… — тут Аланхэ сделал многозначительную паузу, после которой спокойно закончил: — Не раньше пятницы, Ваше Высокопреосвященство, не раньше пятницы. — И, кивком отпустив взвод, повел кардинала к воротам, куда уже подъехала золоченая карета инфанта.

Дон Гарсия терпеть не мог священнослужителей, а дон Луис-Мария еще и оскорблял его тонкий вкус своей неумеренной роскошью.

Впрочем, кардинал остался вполне доволен. До пятницы он сумеет не только как следует подготовить ловушку, но и успеет доставить в Мадрид мать Агнес.

Педро также был весьма доволен этим исходом; кардинал сам зовет его к себе на службу, какая удача! Значит, до пятницы он, скорее всего, ничего не предпримет, а я успею за эти дни встретиться с Хуаном, узнать что-нибудь о Клаудите и обсудить с ним сложившееся положение.

Однако Хуана он ждал напрасно, ибо третий взвод вернулся в казармы Сан-Блас без командира и еще двух рядовых. Как выяснилось, ближе к закату их снял с поста во дворце графини Кастильофель и забрал с собой сам герцог Алькудиа.

Когда Клаудиа наконец была возвращена Хуаном к реальности и отошла от окна, часы на камине пропели одиннадцать. Часы были прелестны и еще прелестней оказались наполнявшие комнату милые безделушки. Весь этот долгий, воистину бесконечный день начала своего полного и безоговорочного счастья Клаудиа так и провела в тех покоях, где оставил ее дон Мануэль. Она даже почти не прикоснулась к еде, которую несколько раз приносили горничные. О какой еде говорить, когда свершилось самое тайное, самое заветное ее желание! Как права была Гедета, столько раз рассказывавшая ей о предсказании повитухи! И вот — шесть лет несчастий и затворничества закончились полным победным счастьем свободы и любви.

Клаудиа бродила по спальне и кабинету, то замирая от сладостной неги при воспоминании о минувшей ночи, то улетая в сказочное будущее, которое открылось теперь перед нею. Привести свою родину к славе вместе с возлюбленным — что может быть прекрасней и достойней? А отец? Теперь она непременно найдет его, для всемогущего дона Мануэля, ее Мануэлито, нет ничего невозможного! Девушка подходила к огромным книжным шкафам и, доставая наугад объемистые тома, читала то Катулла, то Геродота. Присаживаясь к письменному столу, она мысленно набрасывала проекты реформ, которые надо будет провести в первую очередь. Останавливаясь у высоких зеркал, рассматривала свое расцветшее за единственную ночь тело — и забывала весь мир, отныне воплотившийся для нее в сказочном принце на белом горячем скакуне Бабьеке.

Неожиданно, когда Клаудиа, пожалуй, уже в сотый раз подошла к венецианскому зеркалу, за ее спиной раздался тонкий скрип двери, сразу же после чего послышалось тихое сосредоточенное сопение.

Обернувшись, девушка увидела, что в приоткрытых дверях стоит тот самый малыш, которого сегодня утром она видела проходящим по саду в сопровождении нянек.

— Кто ты, малыш? — любя в это мгновение весь свет, ласково спросила девушка.

— Нет, лучше сначала ты скажи, кто ты, — глуховатым и несколько низким для такого возраста голосом пробасил мальчик, впрочем, улыбаясь при этом обезоруживающе доброй улыбкой.

— Я? — Клаудиа рассмеялась. — И, правда, а кто я? Знаешь, скорее всего, я принцесса из старой французской сказки. Тебе читали когда-нибудь сказки Перро? — Мальчик весело замотал головой, отчего его длинные черные локоны заметались во все стороны. — Как жаль! Но, хочешь, иди сюда, и я расскажу тебе сказку про заколдованную принцессу. Или нет, лучше я расскажу тебе сказку о принце на белом коне!

— Я не люблю Франсиско де Паула, — вдруг погрустнел малыш. — Он злой, и конь у него не белый, а серый, и тоже злой. И папа так говорит.

— А кто же твой папа, малыш?

Мальчик вскинул на Клаудиу горячие глазенки, и на какую-то долю секунды девушке вдруг показалось, что она снова смотрится в зеркало.

— Разве ты не знаешь? Его все знают. Мой папа — Князь мира, герцог де Алькудиа.

В следующую секунду Клаудиа уже стояла перед мальчиком на коленях и со слезами на глазах целовала смуглое личико.

— О, твой папа прекрасен, прекрасен! Ведь ты любишь его, правда, любишь, малыш?!

Мальчик с трудом вырвался из ее объятий, поправил костюм и рассудительно заметил:

— Во-первых, я не малыш, а Игнасио. А, во-вторых, я еще люблю собак и маму.

Девушка поднялась с колен. Так вот кто этот мальчик — он сын графини Кастильофель, и она, Клаудиа, находится не где-нибудь, а в доме этой скандальной графини, которая на самом деле никакая не графиня, а обыкновенная маха Хосефа Тудо. Или просто Пепа. Резкая бледность залила ее лицо. Как он мог, как смел привезти ее сюда, словно девчонку из Маравильяс?! Сердце ее бешено застучало, и чтобы не упасть, она инстинктивно схватилась обеими руками за спинку кресла.