Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

Еще какое-то время, он, щедро раздавая оставшиеся деньги Уруэньи, пытался разузнать что-нибудь через сеть нищих, покрывавшую весь Мадрид, но и этот путь не принес успеха. Педро потемнел лицом, на котором сухим огнем горели измученные черные глаза, стал желчен и зол, а по ночам просыпался от ощущения, будто ему в лицо тычутся бархатные ноздри Эрманиты, и под рукой нервно вздрагивает ее шелковистая теплая шея.

Так прошел месяц, и бездействие окончательно замучило Педро. В конце концов, разве дон Гаспаро возродил его к жизни для того, чтобы он отсиживался теперь в этих вонючих нищенских подвалах?! И вот одним ясным от холода ранним осенним утром Педро решительно подошел к Гедете.

— Благословите меня, донья Гедета. Вы не захотели поведать мне о той тайне, которая связана с Клаудией и смертью доньи Марии, да пребудет душа ее в мире! — а я уверен, что тут тайна, и что в ней замешана эта дьяволица из Сарагосы. А между тем, может быть, открытие этой тайны дало бы мне сейчас нить к более успешным поискам. Но я найду ее и без вас. Прощайте.

Старая дуэнья легко провела рукой по его коротким жестким волосам.

— Ты сам знаешь о моей девочке гораздо больше, чем говоришь, — вздохнула она. — Но я счастлива уже тем, что она жива. Тайна же принадлежит не мне, и не мне раскрывать ее, Перикито. Надеюсь, что когда-нибудь ее раскрытие послужит на пользу и Клаудии, и тебе… и всем нам. А пока — до свидания, будь смел и тверд, мой мальчик, и помни, что ты всегда можешь на меня рассчитывать. — С этими словами старуха перекрестила Педро и ушла не оборачиваясь.

Две слезы проползли по щекам юноши: Гедета слишком олицетворяла для него тот давний, теперь уже почти забытый мир детства, где пахло овцами, соленым морем, сушеными абрикосами и свежевыглаженными платьицами маленькой русоволосой девочки. Он снова вспомнил дона Рамиреса, вздохнул и отправился на Сан-Блас.

Развод гвардейцев прошел по обыкновению красиво и в срок, толпа разбежалась и разъехалась, и только один бородатый нищий остался стоять на углу улицы, ведущей к плацу. Он стоял, как стоят классические мадридские нищие — вызывающе сложив на груди руки и независимо насвистывая первые такты Кадисского марша [92] Кадисский марш — музыка, которой зрители на трибунах корриды приветствуют победу быка. . Можно было подумать, что весь мир лежит у его ног, и он сам готов одарить деньгами кого угодно. Погода, с утра еще достаточно спокойная, теперь разразилась пронизывающим ветром, то и дело смешивающимся с острыми каплями дождя, приносимого с Алькараса. Руки и ноги Педро стали огненно-красными, но он продолжал стоять на месте все с тем же непринужденным, почти фатовским видом.

Наконец, у ворот плаца появилась одинокая фигура, легкой поступью направившаяся через площадь. Нищий весь сжался, как перед прыжком, и принял уже окончательно равнодушную позу. Едва закутанный в плащ гвардеец поравнялся с одиноким оборванцем, как нищий небрежным жестом протянул руку, почти преграждая ему дорогу.

— Пошел прочь! — процедил сквозь зубы офицер, даже не взглянув в сторону наглеца-оборванца, и собрался уже двинуться дальше. Но рука Педро крепко вцепилась в его суконный плащ.

— Постойте, Ваша Светлость, — тихо, но отчетливо произнес нищий, и что-то в его голосе остановило офицера. Он знал, что в такой час на пустынной Сан-Блас подобный бродяга может запросто зарезать кого угодно, но его остановило не это. Какие-то знакомые, зацепившие его за живое нотки прозвучали в этом просящем голосе. Граф спокойно обернулся.

— Убери руку, парень. Что тебе нужно? Если ты просто хочешь есть, то… — и офицер полез в глубокий карман плаща, но нищий тут же остановил его.

— Благодарю вас, Ваша Светлость, мне нужны не деньги — мне нужно поговорить с вами.

— Поговорить? — изумился офицер, и на мгновение высоко приподнял тяжелые веки, под которыми отточенной сталью сверкнули серые глаза.

— Но обещайте… что вы не позовете сейчас же алькальдов, сеньор капитан.

— Алькальдов? Зачем? — но, произнеся эти последние слова, Аланхэ уже понял кто перед ним. — Нет, не позову, слово дворянина, — твердо закончил он. — Но не может же капитан королевской гвардии говорить с нищим, стоя посреди улицы. — Он быстро огляделся, но улица, к счастью, была пуста.

— Здесь, в двух шагах, есть отличное место, где никто никого ни о чем не спрашивает, — тихо ответил нищий и двинулся за угол, не оглядываясь. Граф Аланхэ последовал за ним. Вскоре оба уже сидели в одном из окраинных погребков, давно присмотренном Педро во время его странствий по городу. На полу стояли корзины с сушеными грибами и яблоками, а в глубине толстый трактирщик перетирал оловянные кружки. Аланхэ потребовал два стакана мансанильи.

— Я слушаю тебя, Сьерпес.

— Спасибо, Ваша Светлость, — просто ответил Педро и залпом выпил почти весь стакан. — Честно скажу, я обратился к вам не потому, что рассчитываю на вашу помощь, а только потому, что другого выхода у меня просто нет. Я, не задумываясь, вернулся бы прямо в казармы, если бы знал, что вы сможете защитить меня от длинных лап его высокопреосвященства.

— Да, к сожалению, здесь я бессилен, — опустил глаза Аланхэ.

— Теперь меня повсюду ищут его шпионы.

— Действительно, Пипаон не раз спрашивал меня о тебе, но я был уверен, что ты давно уже в подвалах Ла Гранхи.

Педро усмехнулся.

— Сидел бы. Но разве вы не могли сказать полковнику, что такой-то, дескать, такой-то, скорее всего, убит, поскольку лошадь вернулась в казармы без всадника?

— Лошадь? Но твоя лошадь к нам не вернулась.

Педро прикусил губы.

«Значит, они поймали ее. Сволочи! Но дело сейчас не в этом», — подумал он, а вслух сказал:

— Жаль, хорошая была лошадь. Но сейчас меня больше всего интересует другое, Ваша Светлость: где сержант Мартин?

— Последний раз я видел твоего товарища, когда проверял караул во внутреннем садике дворца графини Кастильофель. — «Сказать ли ему о том, кого и в каком наряде я видел в окне этого дворца? — подумал Аланхэ. — Но о ней он не спрашивает. Вероятно, не знает, что я уже в курсе их странной связки. Подождем», — Годой оставил его при себе и произвел в лейтенанты. Так что твой приятель неожиданно сделал великолепную карьеру и теперь постоянно находится при генералиссимусе.

— Как странно, Ваша Светлость, не правда ли?

— В Испании давно уже нет ничего странного, сержант. Но времени у меня мало — скажи, могу ли я помочь тебе еще чем-то, кроме того, что не заявлю коррехидору Мадрида и уже ответил на вопрос о Мартине? Обещаю тебе сделать все, что будет в моих силах, чтобы вернуть тебе доброе имя. Я умею ценить таких людей, как ты.

— Благодарю вас, Ваша Светлость. Но я думаю, что у вас вряд ли появится такая возможность.