Анжело Мария Рипеллино - Магическая Прага

В старой Праге не было большого различия между этими болтливыми чудаками и нахалами, которые крутились вокруг Ярослава Гашека. Колоритный пример – художник и актер Эмиль Артур Питтерманн Лонген, которого Кафка упоминает в своих дневниках, рассказывая о его “мимических шутках” и “красивом прыжке клоуна через кресло в пустоту боковой кулисы” [1265]. Лонген, свободомыслящий цыган, “редкость для рода человеческого”, у которого “смешанные корни – и городского жителя, и индейца”, как он сам о себе говорит в бестолковом романе “Актриса” [1266], – сочинил множество комедий и фарсов для кабаре про австро-венгерскую действительность, героями которых выступают те же личности, что и у Киша и Гашека, да и темы он охватывает те же самые: солдатня, ложь, фекалии [1267]. Я хотел бы обратить внимание именно на его чудаковатость, его словоохотливость, его страстное желание поворчать. Не случайно Кубишта в письме художнику Яну Бенешу в 1910 г., негодуя, писал: “Питтерманн нас прямо-таки терроризирует своей болтливостью и бесконечными перепалками” [1268].

“Не забывайте обо мне, господин Рипеллино”, – обращался ко мне один из самых чудаковатых психов Праги – Ферда Местек де Подскаль, импресарио балагана, уличный торговец, Hanswurst ( нем . скоморох), дрессировщик блох. Маленький человечек с длиннющим носом [1269]; этот шарлатан очень хорошо вписывался в балаганную Прагу последних десятилетий существования монархии. Прагу, в которой свои услуги предлагала Донна Ипполита – с двумя бидонами вместо грудей, полусферами, способными выдержать целую балку с двумя мужиками на ней [1270]; моравский гигант Йозеф Дразал, который мог одним кулаком расшибить корову и, словно в комедийном фарсе, поджечь сигару от уличного фонаря [1271]; маркиза ди Помпадур, лилипуточка в халате в стиле рококо со своей грациозной компаньонкой – карлицей [1272].

Ферда Местек добавил к свой фамилии “де Подскаль” (по наименованию района Праги – Подскали, в котором он родился), что стало напоминать благородный титул. Его можно было встретить на всех ярмарках по всей австро-венгерской территории, когда он зазывал зевак в цирки-шапито и деревянные палатки. По мнению Басса, “он брал с собой в гастрольные поездки самого высокого солдата болгарского войска, блошиный цирк, пять карликов, три русских брата-циклопа, безногую даму, двуглавого быка, Илону – даму, которая летала по воздуху, целый воз восковых фигур, даму в татуировках, бородатую даму, женщину-змею, женщину, способную исчезать, принцессу Игарту, женщину-паука” [1273]. Но чаще всего он продавал на ярмарках всякую всячину: “холодный лимонад в бутылках в качестве средства против холеры, баночки с семенами гвоздики в качестве средства от незаконнорожденных детей, мыло – стопроцентное средство от подагры – и драже против выпадения волос” [1274]. Лысина была одной из самых серьезных проблем в эпоху империи Габсбургов, как Швейк сообщает нам в длинном скучном диалоге в поезде, при котором присутствовал генерал-майор фон Шварцбург [1275]на фоне рекламы Анны Чилляг, лысой девушки, которой чудодейственный бальзам ее производства подарил шикарную шевелюру [1276].

В одном из своих рассказов [1277]Ярослав Гашек повествует о деревушке в чешской провинции; рассказ начинается с описания “укротителя змей” Ферды Местека и некоего Швестки, владельца американских горок, каруселей и тира, затем рассказывается об акуле, “грозе северных морей”, которая была приобретена в Праге однажды утром на рыбном рынке, где по дешевке продавали морских рыб. Любопытные быстро подтягивались, “словно с целью прикоснуться к святым реликвиям”. Но это предприятие закончилось весьма печально, и трио попало в кутузку, потому что акула начала разлагаться, и, несмотря на их попытки возродить ее, окропляя всяческими эссенциями, она стала испускать такое невыносимое зловоние, что зрители падали без чувств.

Неудача преследовала Ферду повсюду, и не было ни одного места, где бы он задерживался надолго. “Если бы у тебя было похоронное бюро, – говорила ему жена, – клянусь тебе, больше никто никогда бы не умер. А если все же у тебя заказали бы гроб, на следующий день покойник вернул бы тебе его, заявив, что закрывал глаза лишь в шутку” [1278]. В самые голодные дни Ферда топил свою тоску на дне пустого бокала, в который свешивался его длинный нос, “так напоминающий горький огурец с надкушенным кончиком”. Но стоило в воздухе запахнуть деньгами, нос “взмывал вверх, словно клоун, готовый выполнить пируэт” [1279].

В чешском юмористическом фольклоре имя Местека будет в первую очередь ассоциироваться все же с блошиным театром. Этот жанр был очень популярен в те времена в Центральной Европе [1280], когда проводились блошиные парады, когда одни блохи везли других в колясках. Но спектакли нашего Ферды были более зрелищными, потому что, словно Барнум, он располагал огромной коллекцией этих насекомых, настоящей конюшней: блохи-акробаты, блохи-исполины, запряженные в коляски, в автобусы и в лафеты для малокалиберных пушек, блохи-балерины в бумажных сатинированных юбочках, блохи-дуэлянты с бумажными сабельками, блошиный оркестр [1281]. В своих незатейливых воспоминаниях, слегка подкорректированных Кишем, он гордится тем, что для своего театра всегда покупал только отборных “человеческих блох с хорошей родословной” и никогда не брал тех, что хранились в бутылках из-под алкогольных напитков, потому что терпеть не мог пьяных блох, или в коробках из-под соли Зейдлица, потому что они страдали поносом [1282]. Степень мерзости историй, связанных с личностью “благородного” Ферды Местека де Подскаль, на гербе которого изображались “три оплеухи на синем фоне” [1283], его бахвальство сближают его с Йозефом Швейком, а точнее, с создателем Швейка, его другом и собутыльником.

Жизнь Ярослава Гашека, этого паяца, родившегося в Праге 30 апреля 1883 г., разворачивается в рамках серий комедийного немого кино: Гашек-бакалейщик, Гашек – редактор зоологического журнала, Гашек – муж, Гашек – продавец собак, Гашек – политический лидер, Гашек – комиссар большевиков, но в основном Гашек – пройдоха, мошенник и завсегдатай харчевен. Его биография состоит из анекдотов, в ней бывает нелегко отделить правду от вымысла и вздора, который периодически создавали его друзья по кутежу: художник Йозеф Лада, Эмиль Артур Лонген, Франтишек Лангер, шут Вацлав Менгер, актер кабаре и прозаик Эдвард Басс, писатель-бродяга Зденек Матей Кудей, Франта Сауэр, страховой агент, контрабандист сахарина, бродячий торговец книг, комедиант и Spaßmacher ( нем . остряк) [1284], в свою очередь, герои прочих водевилей и историй, которые в совокупности образуют целый комедийный олимп, пивную сагу.