Мария Пастернак - Золото Хравна

— Но она говорит, что лучше мне этого не знать!

— Ну и значит, ни к чему тебе знать! А то она, чего доброго, осерчает, нашлет на меня мару или еще что похуже…

— Ладно, — вздохнула Вильгельмина. — Но расскажи мне, что было с тобою дальше. Ведь ты пришел к Йорейд и стал ее учеником. Про это она сама мне говорила.

— Да, я ее нашел, хотя пришлось потратить на поиски пару лет. Только ничего хорошего из того не вышло. Она открыла предо мною такие возможности, что я ахнул! А потом сказала, что ничего этого делать нельзя, ибо я погублю свою душу. Зачем тогда было вводить меня в искушение? А всего хуже, что было у нее две дочки; третья умерла незадолго до того, как я там появился. Две дочки, невероятно красивые, — похожи на тебя обе, только синеглазые, как сама Йорейд. Из-за одной-то я и потерял покой. Прежде не случалось со мною такого. Я не мог спать ночами, все думал, как бы мне приворожить ее, ибо она была ко мне безразлична, по душе ей был совсем другой. Но поди попробуй приворожить колдунью! Все мои зелья, похоже, действовали лишь на меня, и я сходил по ней с ума, а они обе только потешались надо мною — она и ее сестра.

А потом я совсем потерял голову, потому что они с тем парнем собрались играть свадьбу. Ему было плевать, что она неродовита, что она колдунья с севера, — он сам был богатый малый. Не из вас, хейнов [175] Хейны — прозвище жителей области Хёдмарк, в состав которой входит и Эстердален (Эйстридалир). , — он кивнул на Торлейва, — но откуда родом — не знаю. Говорил, что увезет ее к себе. Его звали Ульв [176] Имя Ульв означает «волк». , и он был темен лицом и волосом — вот вроде как этот твой жених. Он был твоим дедом, Мина.

Я вызвал его на поединок. Мы рубились с ним посреди леса, на поляне. Он нанес мне вот эту рану, — Финн указал на свою щеку. — Я ранил его в грудь, он же перерубил мне сухожилие под коленом; с тех пор я хромаю. Йорейд и ее дочки выходили нас обоих. Ну да только они не знали, что перед битвой я омыл свой меч в волшебном зелье, которое стащил я у приемного моего отца и которое возил в маленьком запечатанном роге всегда и всюду с собою.

— Боже мой, — рассмеялся Торлейв, — что-то очень похожее слышал я, будучи маленьким мальчиком, когда была жива еще бабка моего отца, старая Турид. Она, бывало, рассказывала такие штуки ночью у очага мне и моему младшему братишке Скегги. Что-то было там про зелье, которое превращало людей в животных или что-то в этом духе: стоило ранить ярла ножом, омоченным в таком зелье, или дать ему выпить из рога всего один глоток, как он становился медведем или волком, и потом дочери конунга надо было много выстрадать, чтобы вернуть ему его облик. А иногда это и не удавалось. Так что ты, Мина, не верь ни единому слову, это всё байки!

— Хочешь — верь, Мина, хочешь — нет, да только все так и было. Напрасно потешаешься ты, сын Хольгера, над моими словами. Ульв недаром получил при рождении свое имя: видать, та, что родила его, обладала прозорливостью. Поначалу заметили, что руки его порастают шерстью более прежнего, ибо и до того телом он не был бел и чист. Тогда понял я, что зелье мое действует, и бежал прочь, подальше от этих мест, дабы они, догадавшись обо всем, не обратились против меня и Йорейд не убила бы меня своим колдовством!

— Вот почему ты так боишься ее! — кивнула Вильгельмина. — Но что же дальше было с моим дедом и с бабушкой? Ведь это была она, Маргрет, Белая Ива?

— Да, это была она! По прошествии нескольких лет я решился наведаться в Эйстридалир — узнать, как там обстоят дела и не ждет ли меня более теплый прием у Маргрет. Я был столь самонадеян, что явился прямиком на Таволговое Болото. Йорейд была в доме, а по двору бродила маленькая девочка — она увидела меня и засмеялась. Я заговорил с ней, и тут вышла Йорейд. Она поздоровалась со мною, спросила, как мои дела. И показалось мне, что она не так уж и сердита… Она даже приглашала меня в дом, но я не пошел, ибо понимал, что тогда окажусь в полной ее власти.

«А как дела у Маргрет?» — спросил я.

«Белая Ива ушла вслед за своим мужем, — отвечала Йорейд. — Вот этого младенца оставили они мне в утешение».

«Куда ушла Маргрет? — спросил я. — Ты хочешь сказать, что они оба умерли?»

«Нет, — отвечала Йорейд. — Умерла другая моя дочь — от поветрия, что распространилось в округе. Я не смогла исцелить ее, как ни билась. А Белая Ива и Ульв живы и проживут еще долго, Финн. Напрасно ты пытался разрушить их счастье».

«Я любил ее», — сказал я.

«Это называешь ты любовью?» — спросила она. Я так и не понял, почему она сказала так. Если то, что я испытывал к Белой Иве, не любовь — тогда что называется этим словом?

— Что же, что случилось с ними? — спросила Вильгельмина. — Куда ушли они, Финн? Я не поняла: Ульв и вправду превратился в волка?

— Так должно было произойти, — кивнул Финн. — Зелье было отменное, его готовил не я, убогий неудачник, а мой приемный отец. А он был сильнейший из колдунов. От его заклятий не было и нет никакого спасенья.

— И Белая Ива ушла вместе с Ульвом в лес и стала там жить с волком?

— Белая Ива была колдуньей и дочерью колдуньи, — объяснил Финн. — Ей не нужно было прибегать ни к какому зелью. Я так понимаю, что она своею волей превратилась в волчицу и ушла с ним.

— Похожий конец был и у одной из сказок, что рассказывала старая Турид. Мина, неужто ты правда веришь в эти бредни?

— Не знаю, Торве, — задумчиво проговорила Вильгельмина. Она сидела, поставив локти на стол и подперев виски ладонями; волосы ее пушились кольцами меж тонких пальцев.

Торлейв покосился на Финна.

— Ты рассказал нам сказку; и хотя половина ее взята из тех историй, которыми пугают на ночь детей, часть ее кажется мне правдивой.

— И на том спасибо.

— Но сказка на ночь была для Вильгельмины, — продолжал Торлейв. — Теперь настала моя очередь. Расскажи-ка мне правдивую сагу о тебе и о Стюрмире, сыне Борда. Как вы сошлись с ним?

— Устал я и не в силах более говорить! — проворчал Финн, отодвинув от себя пустую кружку.

— Можешь быть краток, — разрешил Торлейв. — Подробности мне не нужны.

— Хорошо, если нальете мне еще пива.

— Я налью тебе пива, сколько захочешь, — сказал Торлейв. — И даже оставлю тебя ночевать здесь на свой страх и риск — не думаю, чтобы Гамли сказал мне за это спасибо. Я проведу ночь с тобою в поварне, хотя это вовсе не доставит мне удовольствия. Но здесь в котле еще полно холодной каши, и мне бы не понравилось, если бы все те, кто станет есть ее наутро — а я надеюсь быть в их числе, — к ночи обросли шерстью и с воем убежали в лес.

— Смейся, смейся, сын Хольгера! — ощерился колдун. — Напрасно ты не веришь мне!

— Верю я или нет, речь не о том.

Вильгельмина нацедила из бочонка еще пива и поставила кружку перед Финном.