Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

– Полагаю, вы ошибаетесь, потому что в таверне «Эль Моро», которую я содержу в Панаме вот уже шесть лет, кабальеро не появляются, хотя мой винный погреб ничуть не хуже прочих.

– Так ты трактирщик!.. – воскликнул маркиз.

– Всегда к услугам вашего превосходительства.

– Таверна «Эль Моро»!.. Так-так-так! Слышал я о ее знаменитом погребе, – с иронией произнес маркиз. – Именно там исчез один из моих секретарей. Больше от него нет никаких известий.

Эти слова вызвали у дона Баррехо взрыв возмущения.

– Сеньор мой, я известен как честный трактирщик и никогда не убивал людей, приходивших ко мне выпить.

– Прошу вас называть меня «ваше превосходительство».

– А вы в таком случае обращайтесь ко мне «дон», потому что если в ваших венах течет голубая кровь, то и в моих ее цвет не меняется.

– Красная?

– Голубая, с долей дворянской крови Рибераков, бывших одно время сеньорами де Люсак.

– И вы стали трактирщиком?

– Точно так.

– Чтобы связаться с канальями, которые блуждают вдоль побережий Тихого и Атлантического океанов. Знатное дворянство!

– Черт побери! – взревел дон Баррехо. – Я – гасконец, а гасконцы никогда не были богачами.

Старый сержант, присутствовавший при допросе, утвердительно качнул головой.

– Не злитесь, – сказал маркиз со своим обычным ироническим спокойствием. – В ваших венах и вправду течет французская кровь, но и в моих тоже, потому что Монтелимар – известное имя в анналах великой нации.

– И вы пошли на службу к испанцам, извечным врагам французов? Ваше превосходительство, я уважал вас, но теперь – нет. От родины не отрекаются.

Маркиз побледнел и в приступе гнева потряс кулаком. Но буря была недолгой, всего на несколько секунд. Почти сразу же к маркизу вернулось самообладание и спокойствие; с презрением глядя на гасконца, он сказал:

– Какое вам дело до того, кем я был: французом, голландцем или англичанином? Теперь я – испанец и служу своей новой родине, дорогой мой дон…

– Баррехо де Люсак, – с готовностью подсказал гасконец.

– Принесите этому господину седло, – приказал маркиз, взглянув на солнце, проглянувшее сквозь просвет в листве. – Осталось еще часа два светлого времени, и кто знает, не отыщут ли солдаты из моего арьергарда двух дружков этого господина, потому как ведь вас было трое, сеньор дон… де Люсак.

– Где?

– Вы поднимались в гору, и мы вас видели.

– Да, когда-то у испанцев были зоркие глаза, поэтому они и открыли Америку, но теперь они ничего не видят. Похоже, экваториальное солнце вредно для зрения.

– Вы обнаруживаете присутствие юмора, как мне кажется, сеньор гасконец.

– Зовите меня соотечественником, это будет легче.

– Нет, – крайне резко ответил маркиз. – Монтелимары уже несколько столетий назад вышли из повиновения французской короне.

Солдат принес барабан и знаком указал на него дону Баррехо. Гасконец, которого не покидало хорошее настроение, проверил костяшками пальцев крепость ослиной кожи, потом спокойно уселся, расставив худые ноги и глядя прямо в глаза маркизу.

– Ваше превосходительство, – сказал он, – мое сиденье удобнее вашего, и я, чтобы доставить вам удовольствие, готов уступить его вам.

– Мои предки судили своих вассалов, сидя на стволах деревьев, – ответил сеньор де Монтелимар.

– А мои – на верхушке скалы, высившейся на берегу Бискайского залива. Странные нравы были у наших предков. Я бы, например, предпочел удобное кресло с мягкими подлокотниками.

– Вы закончили?

– А в чем дело?

– Закончили болтать глупости?

– Когда ваше превосходительство заговорили о своих предках, я вспомнил моих, – ответил дон Баррехо. – Я ведь тоже дворянин, да и язык у меня есть.

– Вот его мы сейчас и проверим, – сказал маркиз. – Прежде всего скажите, где в данный момент находятся ваши товарищи?

– Полагаю, сеньор маркиз, что от этой пары несчастных остались только кости. В последний раз я видел моих друзей, когда их окружило стадо разъяренных быков.

– Вы вешаете мне лапшу на уши, сеньор гасконец.

– Лапша у меня на родине не растет, поэтому я не могу ее вешать вам на уши, даже за слиток золота.

– Вы – удивительный человек.

– Почему, сеньор маркиз?

– Я подыскиваю дерево, на котором завтра утром вас повешу, а вы продолжаете шутить! Правда, вы – гасконец, и меня ваша дерзость не удивляет.

Дон Баррехо заерзал на барабане, да так, что под ним заскрипела ослиная кожа, потом сказал с угрозой:

– Учтите, сеньор маркиз, что вы преследуете большой отряд флибустьеров.

– Я это знаю.

– И не забудьте, что эти непобедимые воины имеют привычку мстить за своих товарищей.

– Пусть приходят.

– Они уже разгромили оборонные позиции испанцев, защищавшие холмы в окрестностях Нуэва-Сеговии. И вы по-прежнему не боитесь этих грозных морских бродяг?

– Члены рода Монтелимар никогда не знали, что такое страх.

– Хотел бы я увидеть вас с толстой веревкой на шее на том самом дереве, которое вы присматриваете для меня, – сказал дон Баррехо.

– Вы слишком нагло себя ведете.

– Ну, я ведь, в сущности, всегда был отчаянным дуэлянтом.

– Однако мне кажется, что ваш язык в ловкости не уступит рукам.

– Этого вы во мне не подозревали.

– Сейчас вы должны кое-что сделать.

– Что именно, сеньор маркиз?

– Отправиться спать, чтобы лучше подготовиться к большому путешествию, которое вам предстоит совершить завтра на восходе солнца. Сколько бы негодяев, поклялся я, ни попало мне в руки, им не уйти от заслуженного наказания. И я сдержу свое слово.

Дон Баррехо слегка побледнел, но все еще не признал себя побежденным:

– Французский дворянин убивает другого французского дворянина! Уж не ягуар ли вы?

– Я вам уже говорил, что стал испанцем и перед своей старой родиной никаких обязательств не имею. Идите помолитесь о своей душе, потому что, повторяю, завтра вас уже не будет в живых.

– Спокойной ночи, ваше превосходительство, – сказал гасконец, нервным движением кисти стирая несколько капелек холодного пота со лба.

– Привяжите пленника к дереву возле костра и поставьте палатку для меня, – распорядился маркиз. – Пусть ничто не нарушает моего сна до того самого момента, когда мы будем вешать этого негодяя.

– Tonnerre! .. – прорычал гасконец, вскакивая на ноги и хватаясь за барабан. – Назвать меня негодяем?!.

Стоявшие вокруг него испанцы были готовы сдержать его порыв и воспрепятствовать любому движению дона Баррехо.

В мгновение ока несчастного посадили на землю, около корней одной из пальм, и крепко-накрепко обмотали веревкой. А перед ним разожгли костер, на котором варилось в кастрюле что-то очень пахучее. Должно быть, настоящая олья подрида [120] Олья подрида ( исп. olla podrida) – национальное испанское горячее блюдо из мяса с овощами. , в которую положили бог знает какие растения или корни, собранные в лесу, потому что после длившегося несколько недель преследования продукты у испанцев также были на исходе.