Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

– Ты должен был убить его, ощипать и испечь на углях. Какой бы это был сюрприз для проголодавшихся товарищей!..

– Поди-ка поймай его за хвост.

– Попробуем, – сказал де Гюсак. – Какого он роста?

– Да с мастифа.

– А какой масти?

– Рыжей.

– Понял. Речь идет об американском льве. Ну, это так говорят: с африканскими львами он не имеет ничего общего; ни ростом, ни силой, ни гривой он с африканцами не сравнится.

– Он опасен? – спросил грозный гасконец, в котором жил дух воина.

– Хотя масса у него невелика, но порой он может напасть даже на человека, да с такой отвагой, какой не встретишь у ягуара.

– Он ушел?

– Он услышал, что вы идете, и исчез в лесу, – ответил Мендоса.

– Доброго пути, – сказал дон Баррехо. – Если он попробует нарушить наши планы на ужин, то получит свое, клянусь крепостной пушкой!.. А теперь, старший повар индейцев-людоедов, займись-ка этими животинками, которые никак не хотят раскрывать свои панцири.

– Будет исполнено, – ответил бывший трактирщик, бросая в пламя четверых тату. – Они прекрасно сварятся в своей скорлупе и при этом не потеряют много жира. Если бы ты побыл хоть месяц под моим началом, тоже выбился бы в старшие повара.

– Да, по части приготовления обезьян и стервятников, – не смутился грозный гасконец. – Я, кстати, хотел бы поучиться этому ремеслу.

– А пока понюхай изысканный запах, который исходит от этих пожирателей мертвечины.

– Чувствую только, как подгорают кости.

– Подожди еще чуть-чуть, торопыга.

Де Гюсак собрался палкой переворачивать тату, когда Мендоса сказал:

– Есть еще одна персона, рассчитывающая на свою долю.

– Кто? – спросил дон Баррехо.

– Животное, которое совсем недавно меня посетило.

– Где же этот незваный гость?

– Посмотри вон туда: он расположился на ветке. Запах жареных броненосцев заставил его вернуться.

– Наши пули успокоят его голод, – решительно сказал грозный гасконец. – Сеньор лакомка, не бойтесь, подходите, если хотите; мы готовы познакомиться.

Кугуар, великолепное животное, размером чуть больше обычного, притаился на ветке орехового дерева, свесив хвост. На предложение гасконца он разинул пасть, показав свои превосходные зубы, но не сдвинулся с места.

– Он что, оглох? – поинтересовался де Гюсак.

– На одно ухо, это точно, – ответил дон Баррехо. – Надо бы это проверить, выстрелив из аркебузы.

Словно почувствовав опасность, кугуар спрыгнул с ветки и исчез в лесной чаще.

– Испугался, – сказал дон Баррехо. – Ну, пусть уходит, а мы займемся ужином. Если он решится помешать нам и вернется, тогда дадим ему понять, что мы из тех людей, которые смеются над самыми свирепыми хищниками мира.

Они раскололи драгинассами пластины четырех тату и принялись работать зубами, позабыв о кугуаре.

Едва они покончили с трапезой, как послышались шелест листьев и чьи-то быстрые шаги. Казалось, будто кто-то в безумной спешке спускается со сьерры.

– Внимание! – предупредил дон Баррехо.

Вся троица вскочила на ноги, с ружьями на изготовку, опасаясь сюрприза со стороны испанцев. Шум не прекращался. Какой-то человек продирался сквозь густые заросли. Вдруг чья-то рука раздвинула кустарники, и к костру вышел индеец высокого роста, с выдающимися скулами и густой шевелюрой; он уставился на троих искателей приключений своими черными глазами, в которых читалось сильное беспокойство.

– Приятель, – сказал ему дон Баррехо, – если вы друг, вам нечего нас бояться. Пожалуйста, подходите.

Индеец, увидев, что дула аркебуз опускаются, сделал несколько шагов вперед, потом опустился одним коленом на землю, протягивая вперед свои изящно татуированные руки, украшенные золотыми браслетами.

– Амиго, – сказал он.

– Тогда подходи ближе. Откуда ты пришел? Может, тебя кто-то преследует?

– Послушайте совета, – сказал индеец, – не теряйте времени, бегите, иначе тасарио свалятся вам на спину, возьмут вас в плен и съедят.

Индеец был красивым молодым человеком лет тридцати, он великолепно говорил по-испански. Впрочем, этот язык уже усвоили многие племена.

– Кто такие эти тасарио? – спросил Мендоса.

– Пожиратели человеческого мяса. Мне случайно удалось вырваться из их рук, однако они за мной гонятся.

– Этого нам только не хватало, – сказал дон Баррехо. – Еще одна неприятная неожиданность! Снова за нами погоня. А к какому племени принадлежишь ты сам?

– К племени Великого кацика Дарьена, – ответил индеец.

Трое приятелей вскрикнули от неожиданности, но в этом крике слышались и радостные нотки.

– Идем с нами, друг, – сказал дон Баррехо. – Мы объясним тебе позже, почему так отреагировали на твои слова. Ты знаешь эти леса?

– Как свои родные, я хожу по ним много лет.

– А не найдется ли где-нибудь поблизости какое-нибудь надежное убежище?

Индеец немного подумал, потом энергично взмахнул рукой и ответил:

– Я отведу вас в такое место, где нас не смогут достать тасарио. Они приближаются. Я это чувствую.

Трое приятелей не хотели ничего больше знать; они пристроились за индейцем, спускавшимся быстрым шагом по склону сьерры; он без всяких сомнений шел напрямик через лесную чащу.

Полчаса спустя беглецы оказались перед входом в глубокий каньон, то есть в узкую долину, также густо поросшую лесом.

– Спускаемся в преисподнюю, что ли? – спросил самого себя дон Баррехо.

– Тише, – сказал индеец. – Говорить опасно.

– Боишься какого-нибудь дикого зверя?

Краснокожий кивнул и приложил палец к губам – таким жестом он призывал не открывать рта.

Каньон представлял собой бесконечную малую галерею, потому что на его склонах росли огромные деревья, скрещивающие в вышине свои ветви с ветвями соседних деревьев, тем самым объединяя с ними кроны. Тягостная тишина царила в этой темноте.

Краснокожий шел вперед, останавливаясь только для того, чтобы прислушаться.

Приятели, однако, не возражали против скорой ходьбы и беспокойно посматривали то налево, то направо, словно боялись неожиданной атаки индейцев-тасарио или нападения хищных животных.

– Тише, тише, – повторял индеец, – не шумите, если вам дорога жизнь.

– Где это краснокожее животное видит опасности? – бормотал еле слышно дон Баррехо. – Здесь не слышно даже москитов, а он ведет себя так, будто здесь собрались все хищные звери Центральной Америки.

Однако Мендоса и де Гюсак, лучше знавшие индейцев, не выражали недовольства и старались как можно меньше шуметь. Если привыкший к местным лесам человек проявляет беспокойство, значит у него должны быть на это свои причины.

Прошел еще час; индеец остановился под густой симарубой, деревом гигантских размеров, цветы которого очень любят черепахи. Настолько, что достаточно копнуть землю возле корней дерева, и почти всегда наткнешься на черепашку.