Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

Бывший трактирщик из Сеговии поморщился.

– Дважды одна и та же удача не приходит, поэтому я предпочитаю остаться здесь, с вами, позади гремучих змей, – сказал он немного погодя. – Так я чувствую себя в большей безопасности.

– Ты думаешь только о своем брюхе, плут.

– Тише, – оборвал их индеец.

Дикая какофония, которая только что сотрясала ущелье, внезапно стихла. Дубинки не отбивали больше призывов к атаке, а все дюжие глотки онемели.

– Они схватились с кроталами, – решил Мендоса, который, опираясь на руку, пытался что-то различить в густой полутьме.

– Будем надеяться, что эти проклятые рептилии хорошо кусаются, – сказал дон Баррехо.

Индеец опять знаком призвал к молчанию, приставил флейту к губам и решительно засвистел, отбивая темп ногами и браслетами. Услышав эту музыку, кроталы, казалось уже опять уснувшие, подняли головы и вновь подались вперед, неистово посвистывая.

Сколько их было? Наверняка сотни и сотни, потому что они составили настоящую колонну, и колонну грозную, ведь она была начинена самым страшным ядом.

– Мне становится зябко, – промолвил дон Баррехо. – Ну же, вперед, чудища, сметите все перед собой.

Индейцы-тасарио, очнувшись от неожиданного явления змей, снова закричали и застучали палицами. Вот-вот должна была начаться битва между страшными кусающимися рептилиями и пожирателями человечьего мяса. Время от времени между деревьями слышался свист стрел. Глухие удары наполняли каньон странными звуками: это звучащие палицы ударяли по камням, чтобы заставить гремучих змей отступить.

Трое приятелей и индеец, укрывшиеся в густой листве симарубы, скрывшей их от глаз индейцев, с нарастающей тревогой прислушивались к шуму битвы. Приведенные в ярость этой атакой, все фаланги рептилий ринулись вперед с неукротимой жаждой кусать своих врагов. Более сильные переваливались через слабых и отважно спешили на помощь товарищам, которых крушили дубинки людоедов.

Битва длилась всего несколько минут, а победа, как и предсказал индеец, досталась змеям, колонну которых не могла остановить никакая сила.

Приятели услышали крики тасарио, удалявшихся в верховья каньона, но один голос, похожий на бычий рев, выкрикнул угрозу на языке, который мог понять только индеец:

– Тебя все равно съедят.

– Наверное, у твоего мяса особый вкус, – сказал дон Баррехо, когда индеец перевел ему угрозу. – Не стоило труда вести в поход целое племя ради простого жаркого. Они выполнят угрозу?

– Тасарио не оставят нас в покое, – ответил казавшийся весьма озабоченным индеец. – Попытаемся как можно скорее добраться до Маддалены и спуститься по реке до водопадов.

– Нам по дороге, – сказал Мендоса. – Там, внизу, нас встретит много друзей; мы должны провести внучку Великого кацика Дарьена к ожидающему ее племени. Ты что-нибудь слышал об этой девушке, рожденной от белого человека и дочери вождя?

Индеец ошеломленно посмотрел на своих спутников.

– Так это вы, – спросил он, – те люди, что должны прийти из краев, где садится солнце, и сопровождать внучку Великого кацика?

– Да, это мы, – ответил Мендоса. – Испанцы разлучили нас с товарищами, но мы встретим на берегах Маддалены, возле водопадов, девушку, которой принадлежит наследство умершего вождя.

– Говорят, оно огромное? – не сдержался дон Баррехо.

– Оно хранится в трех пещерах, заполненных золотом.

– И одного тамошнего самородка хватит, чтобы открыть настоящую гостиницу, черт побери!..

– Дай мне сказать, дружище, – вмешался Мендоса. – Мне хочется в первую очередь выяснить одно темное обстоятельство. Прежде чем умереть, кацик посылал какого-нибудь белого человека в заморские края, чтобы привезти внучку?

– Да, – ответил индеец.

– Он вернулся?

– И был съеден, – ответил дикарь. – Этот человек пользовался полным доверием кацика, но он решил завладеть сокровищами, угрожая привести испанцев в случае отказа. Он стал невыносим, и тогда мы его схватили и нанизали на вертел по приказанию тускана.

– А это что за господин? – спросил дон Баррехо.

– Маг, или колдун, племени, – объяснил Мендоса.

– Черт возьми!.. Важная персона!..

– Превосходно!.. – воскликнул дон Баррехо. – Это достойное наказание для предателей.

– А потом что произошло? – продолжал Мендоса.

– Смутные слухи доходили до нашего племени. Говорили, что высадился большой отряд белых людей, объявивших себя нашими друзьями. Тускан, который имел все основания бояться испанцев, разослал гонцов во всех направлениях, чтобы они приблизились к отряду и убедились, что внучка Великого кацика на самом деле находится при этих людях.

– И они что-нибудь узнали? – продолжал расспросы баск.

– Что отряд белых людей, долго сражавшихся с испанцами возле города Нуэва-Сеговия, приближается к Маддалене.

– А далеко до этой реки?

– День хода, – ответил индеец.

– А ты видел этих людей?

– Нет, потому что меня взяли в плен тасарио. Только благодаря силе своих ног я сумел избежать смерти.

– Эй, Мендоса, мы и так уже знаем достаточно, – сказал дон Баррехо. – Нельзя ли нам уйти раньше, чем проснутся кроталы?

– Индеец сумеет снова усыпить их, если надо, – ответил Мендоса.

– Теперь нам нечего бояться, потому что змеи образуют непроходимый барьер между нами и пожирателями человеческого мяса.

– Мы задержим так же маркиза де Монтелимара?

– Ба! – воскликнул дон Баррехо. – А я уже и позабыл об этом ужасном человеке. Где мы его оставили?

– Мы поступаем глупо, – сказал де Гюсак. – Сидим здесь, болтаем, а может, как раз в этот момент испанцы ведут переговоры с людоедами о совместной атаке? Две различные расы часто хорошо ладят.

– Это точно, – подтвердил Мендоса. – Потомки конкистадоров настолько застращали индейцев, что тем порой достаточно увидеть испанский шлем, чтобы признать себя рабами. В сущности, флибустьерам совсем не следовало предпринимать свои блистательные походы ради отмщения за страдания этих отупевших созданий.

Индеец поднялся, держа в руках флейту.

– Время летит, – сказал он, – и тасарио могут обойти каньон выше.

– Ах, а ведь и правда: я уже и забыл, что мои сухие конечности подвергаются опасности быть насаженными на вертел, – словно опомнился дон Баррехо. – Жизнь искателя приключений в наши дни становится слишком трудной.

– И ты все время оплакиваешь таверну «Эль Моро» и свою прекрасную трактирщицу, – сказал Мендоса.

– Может быть, но, будучи истинным гасконцем, дон Баррехо никогда в этом не признается.

Индеец нервно огляделся.

– Идемте, белые люди, – сказал он своим обычным повелительным тоном. – Смерть может быть ближе, чем вы думаете.

– Ты прав, приятель, – ответил ему дон Баррехо. – Мы ведь, в сущности, такие болтуны. А как же гремучие змеи?