Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

– Вижу, – сказал дон Баррехо. – Мы спрашиваем тебя: что надо делать?

– Ничего, – монотонно ответил индеец.

– Tonnerre! .. И мы стоим здесь и ждем, когда нас унесет потоп?

– Скала, – ответил индеец.

– Да он похож на пиренейского мула, – взорвался дон Баррехо. – Я и сам вижу скалу. Мендоса, ты можешь сказать пару ласковых этому человеку или лучше вырвать их у него? Мое терпение кончилось, и, если бы это был другой индеец, я давно проткнул бы его своей драгинассой.

– Эй ты, людоед!.. – прервал его излияния Мендоса. – Ты что, стал маньяком-убийцей? Избыток приключений явно повредил тебе мозги. Не так ли, мой бедный дон Баррехо?

В ответ он услышал взрыв смеха. И громче всех хохотал весельчак с берегов Бискайского залива.

– Ах, эти гасконцы!.. – едва выговорил Мендоса.

– Они стоят басков. Не так ли? – спросил дон Баррехо.

– Придется признать.

– Наконец-то!.. Ну так порасспроси этого краснокожего соню, который все слышит и чувствует, но не может принять решение.

– Друг, – обратился Мендоса к индейцу, продолжавшему с беспокойством следить за рекой, – что же нам теперь делать? Отступать к сьерре?

– Слишком поздно, – ответил краснокожий.

– Ну, ноги нас еще слушаются.

– Слишком поздно, – повторил индеец.

– Эй, Мендоса, не теряй времени, – сказал дон Баррехо. – От этого человека ты ничего не добьешься, кроме как «чувствую» и «слышу». Давай-ка лучше сами подумаем, как нам выбраться из беды. Если индейцы предпочитают тонуть, то я не разделяю их выбора. Еще бы ладно, если бы речь шла о том, чтобы пойти на дно в речке хереса, только папаша Ной не подумал о подобных реках.

– Мы можем сделать одну-единственную вещь, – сказал Де Гюсак. – Скала, под которой мы прячемся, достаточно высока, и я не думаю, что река ее затопит.

– А ты знаком с бешенством этой реки?

– Нет.

– Тогда твоим словам нельзя верить. Но поскольку другого убежища я не вижу, могу предложить вам превосходное купание. Только постарайтесь не замочить боеприпасы.

– Весь порох в пороховницах, – ответил Мендоса. – Он всегда готов подать голос: то ли против испанцев, то ли против пожирателей человеческого мяса. А теперь – пошли! Вода поднимается с устрашающей быстротой.

И в самом деле, Маддалена вздувалась на глазах. Ее обычно прозрачные воды стали грязными; по поверхности с диким бешенством проносились волны, заливая равнину как с правой, так и с левой стороны.

Оглушающий рокот заполнял долину, эхом отражаясь в горных лесах.

– Хорошенько держите свои шляпы, – сказал дон Баррехо, – и попытайтесь использовать их как зонты.

Между тем быстрые воды Маддалены набегали на прибрежный песок и быстро разливались среди редких кустов.

Индеец и троица белых людей, немало обескураженные неблагоприятным оборотом, который принимали «дела», как выражался дон Баррехо, покинули свое убежище и вскарабкались на скалу, подставив себя бешенству торнадо.

По-прежнему сверкали молнии и пугающе грохотал гром; на четверых людей обрушивались такие сильные порывы злого ветра, что они вынуждены были схватиться за руки, чтобы никого из них не унесло. Дождь продолжал лить, и порой с неба падали капли величиной с кулак: вреда они не приносили, но одежда совсем вымокла.

– Это называется гнев Божий, – сказал дон Баррехо, которому смертельно наскучило молчать. – Эй, дарьенский друг, долго это еще будет продолжаться? С меня уже хватит.

Сын лесов посмотрел на небо, непрерывно озаряемое молниями, потом пожал плечами и ничего не ответил.

– Как они скупы на слова, – прокомментировал его жест дон Баррехо, философски воспринимавший эту купель. – Можно подумать, что у индейцев вечно болят языки.

– Зато твой болтает без перерыва, – сказал Мендоса.

– Дорогой мой, ты выбери себе жену, тогда увидишь, что и твой язык развяжется.

– Пока что мне этого не нужно.

– Ну да, ты ведь слишком потрепанный жизнью искатель приключений.

– Да и ты вернешься в Панаму не таким жирным.

– Зато с полными карманами, – возразил гасконец. – Мы уже подошли к границам Дарьена, и я надеюсь, что местные дикари окажут внучке Великого кацика отличный прием и позволят нам опустошить пещеры, полные золота.

– А если они, наоборот, съедят нас? Еще несколько лет назад они были людоедами, и надо тебе напомнить про л’Олоне, самого знаменитого флибустьера в Береговом братстве, который закончил свою славную карьеру то ли на вертеле, то ли в котле.

– Ты что-то сегодня все видишь в черном цвете, дружище. Может, это от погоды?

– Возможно, – ответил баск.

– А вода поднимается все быстрее, – вступил в разговор Де Гюсак. – Равнину уже полностью залило.

Маддалена и в самом деле покинула свое ложе и с неслыханной быстротой разливалась по равнине. В ее грязных волнах белесого цвета неслись огромные деревья, сплетения корней и земли, плывшие по поверхности, подобно знаменитым chimponas [125] Вероятно, автор имел в виду chinampas , как жители Мезоамерики называли живые изгороди. Этим традиционным способом выращивания цветов и зелени жители Центральной Мексики, в том числе и долины Мехико, пользовались задолго до прихода европейцев. Впоследствии толтеки и другие мексиканские народности стали развивать овощеводство по берегам болот и временных водоемов на вручную насыпанных почвах. К 1519 г. такая техника (она тоже называлась чинампа) охватила почти всю поверхность озера Ксошимилко, южнее современного Мехико-Сити. Площади под чинампами занимали большое место и на озере Текскоко (см. след. примеч.). Стоит также напомнить, что испанское champa означает «спутанные корни растений» (в Южной Америке) или «навес; шалаш» (Мексика, Центральная Америка); общее для Испанской Америки значение этого слова – «корневище; дерн». озера Мехико [126] В долине Мехико когда-то располагалась водная система, образованная пятью озерами. Самое крупное из них, озеро Текскоко, располагалось к востоку от Мехико-Сити, современной столицы страны. Система эта усыхающая; одно из озер в наши дни прекратило свое существование, другие сильно уменьшились в размерах. . Эти плывущие предметы не всегда пустовали: то на них нашла пристанище стайка белок, то – кугуар, то – ягуар. Хищники были настолько испуганы, что сворачивались в клубок, шерсть у них при этом стояла дыбом, и никакого охотничьего запала они не проявляли.

Спустилась ночь, когда речные воды с мрачным шумом стали разбиваться о скалу. Дон Баррехо посмотрел на индейца.

– Ну же, – сказал он, – развяжи-ка свой язычок. Ты все еще веришь, что вода до нас не достанет?

– Наводнение сильное: настоящий потоп, – ответил дикий сын лесов.

– Ну и что мы можем сделать?

Индеец указал на травяные островки, которые продолжала приносить река, складывая их по краю равнины.