Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

Их доблесть ничего не стоила в сравнении с огненным дождем и ужасным натиском корсаров, слишком привыкших к громким викториям; и вот уже испанский штандарт спустился под громкие «ура!» атакующих, которым еще раз улыбнулась фортуна.

Из ста двадцати человек, находившихся на фрегате, около восьмидесяти моряков были убиты или тяжело ранены.

Покончив с наиболее опасным противником, флибустьеры оставили несколько человек на фрегате; остальные вернулись на свои корабли, которые в этой жесточайшей схватке получили лишь небольшие повреждения. Началась новая охота: за двумя баркасами с многолюдными экипажами.

Завязался новый бой, не менее жестокий и кровопролитный, но два корсарских судна и в этот раз имели преимущество.

Осуществив молниеносную атаку, они овладели более крупным баркасом, несмотря на отчаянное сопротивление его экипажа числом в семьдесят человек, из которых только девятнадцать избежали смерти; на другом баркасе поняли безнадежность сопротивления и на всех парусах поспешили к берегу. Однако баркас налетел на подводный камень, раскололся пополам, и большая часть его людей погибла.

Звезда, покровительствовавшая грозным морским бродягам, еще не закатилась.

Они намеревались очистить фрегат от мертвецов, загромождавших палубу, и залатать такелаж на своих судах, серьезно пострадавший от неприятельской артиллерии, когда два новых баркаса показались на горизонте.

Обеспокоенные флибустьеры принялись расспрашивать выживших моряков с фрегата; угрожая смертью, они дознались от них, что эти суденышки получили приказ держаться как можно ближе к флотилии, чтобы оказать в случае надобности необходимую помощь.

Флибустьеры, чьи силы после стольких часов боя находились почти на исходе, не стушевались. Поняв, что в Панаме еще не знают, какая судьба постигла испанские корабли, они перешли на фрегат и захваченный баркас, подняли на гафеле бизань-мачты штандарт Испании и взяли курс на гордо приближавшегося врага, уверенного, что идет навстречу своим соотечественникам.

– Дон Баррехо, – сказал Мендоса, который, как мы уже говорили, был одним из лучших артиллеристов у флибустьеров, почему его ведению и поручили носовую кулеврину, – надеюсь, теперь вы не будете жаловаться на то, что ваши руки недостаточно загружены работой.

– Черт возьми, – ответил гасконец, занимавшийся починкой своего камзола, поврежденного вражеской алебардой, – я и не думал, что у меня будет столько работы. Моя драгинасса так часто утыкалась в шлемы и кирасы, что превратилась в настоящую пилу. Необходимо где-нибудь заточить ее, иначе она станет непригодной даже для открывания бутылок.

– Поменяйте ее: мы же захватили на фрегате целую кучу шпаг.

– Ой-ой-ой!.. Бросить шпагу моего отца!.. Вы, верно, не знаете, что этот клинок участвовал более чем в двадцати сражениях. Это исторический клинок в роду де Люсак!

– Мне жаль, что он теперь затупился.

– Это почему же?

– Разве вам не сказали, что на этих баркасах служат бискайцы, лучшие моряки из тех, что можно найти в Испании?

– Ну, сегодня-то клинком еще можно воспользоваться.

– Смотрите, чтобы он хорошо работал, потому как, говорят, на этих суденышках хранится большой запас веревок.

– И на что они могут сгодиться?

– На них могут нас повесить, если захватят живыми.

– Вы говорите серьезно?

– Мне об этом по секрету сообщили пленники с фрегата, – ответил Мендоса.

– О!.. Мошенники!..

– Вице-король Панамы устал от нас и поклялся устроить нам последний танец, повесив на реях.

– Что за гадкий танец! – сказал молчавший до того фламандец.

– Да, видимо, он не очень приятен, – ответил гасконец. – Поручаю себя своей шпаге.

– А вы знаете, что решили флибустьеры?

– Порезать пленников на колбасу.

– Вовсе нет: прибегнуть к их помощи, чтобы заставить плясать на реях, а еще лучше – под реями экипажи баркасов.

Тем временем фрегат приблизился на расстояние выстрела. Оба баркаса, обманутые развевавшимся на гафеле бизань-мачты испанским штандартом, продолжали приближаться.

Короткая, сухая команда послышалась с мостика пиратского судна:

– Бортовой залп!

В одно мгновение испанский флаг спустили, заменив его французским и английским флагами, и целый ураган ядер обрушился на оба баркаса, лишив их мачт и сгладив палубу, как у понтонов.

Один баркас сразу же загорелся и пылал как кусок сухого дерева; огонь дошел до порохового склада; с ужасающим грохотом взорвался порох, высоко подняв верхнюю палубу, развалив корму и отправив в воду левый и правый борт.

Зато второй баркас мужественно противостоял атаке, яростно отстреливаясь из двух своих орудий, единственных имевшихся на борту.

Сопротивление продолжалось всего несколько минут, потому что на помощь флибустьерам поспешили оба их корабля, открывших адский огонь по двум несчастным суденышкам.

Пылавший баркас пошел на дно, другой был взят на абордаж и быстро прекратил сопротивление.

Однако в сражении получили тяжелые ранения двадцать два флибустьера, и среди них – Тасли, который был задет отравленной пулей и умер несколько дней спустя.

Флибустьеры, озлобленные столь тяжелыми потерями, а также обнаружившие огромную кучу веревок, предназначенных для виселиц, не оставили в живых ни одного человека из находившихся на втором баркасе, несмотря на протесты графа ди Вентимильи.

Гордые такими успехами, флибустьеры в тот же день взяли курс на Тарогу. Оттуда они собирались заняться освобождением по меньшей мере пяти своих пленников, томившихся в панамских тюрьмах.

Сначала они намеревались нагло приблизиться к богатому городу и попытаться взять его штурмом. Однако, узнав о том, что сильная эскадра покинула перуанские порты с намерением раз и навсегда покончить с корсарами, решились отправить гонца в Панаму и потребовать от председателя Королевского суда быстрой выдачи пятерых пленников и дочери Красного Корсара, угрожая в случае отказа убивать за каждого пленника четверых испанцев, попавших в руки корсаров.

Председатель суда послал к флибустьерам чиновника, устно передавшего сожаление судьи, что он ничего не может поделать, но в то же время обратился к епископу Панамы, пытаясь узнать, позволено ли ему вступиться по меньшей мере за французов, всегда остававшихся в католической вере.

Епископ ответил, что отказ председателя обусловлен не чем иным, как повиновением приказам старших начальников, эти приказы запрещают подобного рода действия. Одновременно епископ сообщил, что четверо английских пленников уже обратились в истинную веру и решились остаться у испанцев.

Подобные ответы, как легко можно понять, были недостаточны, чтобы убедить страшных корсаров.