Елизавета Дворецкая - Огненные птицы [litres]

Он поцеловал витое золотое колечко на мизинце, отпил вина из рога, потом поставил меч клинком в плахи пола и плеснул на навершие:

– Я даю тебе имя – Телохранитель!

Оружники вокруг закричали. Лют встал на колени, Мистина взял его меч и поднял у него над головой; Альв стал лить остаток вина из рога так, чтобы оно стекало по клинку к лицу Люта, и тот под крики и смех оружников ловил его ртом. Темно-красное вино текло по его лицу, по горлу, по голой груди, будто омывая в крови будущих битв. На лице его с полузакрытыми глазами было хмельное упоение, словно он уже переполнен вином и оно не помещается внутри. Он и правда был как пьяный от азарта схватки и животного торжества своей победы над смертью.

– Пусть клинок твой будет пьян от вражьей крови! – по-варяжски и по-славянски кричали оружники.

– Будьте неразлучны на пиру воронов!

– Пусть валькирии упьются этим вином и никогда не пожелают твоей крови!

– Как крепок и неуязвим этот клинок, так будешь невредим ты сам!

«Выпить со своим мечом» считается обязательным в обряде наречения, хотя в разных дружинах это делают по-разному. С закрытыми глазами стоя на коленях и опираясь на рукоять меча, Лют чувствовал себя не на земле, а где-то в иных мирах. Огромным настолько, что вся чернота ночного неба легко помещалась в груди. Вино валькирий – кровь всех на свете битв текла по его телу, закаляя и делая неуязвимым, как Сигурда – кровь дракона. При мысли о едва миновавшей его смерти он не испытывал страха – лишь волнение от близости непознанного. И легкую досаду: он еще недостаточно прославился, чтобы умирать, его и вспомнить будет почти нечем.

Но теперь Лют был на верном пути к славе. Несколько месяцев перевернули его жизнь. Он стал свободным человеком. Вождем победной дружины, почти тем самым «дарителем колец», какого воспевают скальды Севера. Обладателем меча, доказавшим удачу и свою, и нового оружия. Теперь он в дружине младший из тех, кто носит меч. А значит, стоит на голову выше тех, кому эта честь не суждена.

Рог опустел. Сев на лежанку, Мистина приложился к корчаге и поставил ее к себе на колени. За эти дни он нагородил столько лжи, что позавидует сам Локи. Но в этот миг – быть может, самый важный в жизни Люта – не солгал перед богами и не дал парню произнести ложное слово об их родстве… Его меч – это его судьба, его жизнь и смерть. С его освящением все должно быть чисто.

Жма, он не может даже напиться, чтобы отдохнуть от всего этого! Отдыхать рано, никто ведь не знает, что принесет им утро и от чего приведется проснуться. Но вид упоенного лица Люта, его залитой вином груди прогонял заботы и сегодняшнего, и завтрашнего дня. Сердце щемило от пронзительного, горячего чувства всемогущества. У него теперь есть свой Бальдр. Тот, с кем он бессмертен.

Мистине уже знакомо было чувство причастности к божественной мощи. То, что иной раз родится из близости с другим человеком и столь огромно, что не нуждается в названии.

– Ой, баба, смотри! Ворота не притворены!

Летава, пятнадцатилетняя внучка бабы Бегляны, в удивлении отпрянула от створки.

– Не может быть! – Бегляна, морщинистая и хромая, но уверенная и бодрая старуха, подошла к ней и наклонилась. – И впрямь! А сама ведь затворяла.

– С дарами приходил кто? – сказала вторая ее внучка, Излада, на год моложе сестры.

Утром небо хмурилось, обещая скорый снегопад. Изморозь хрустела под ногами, острый холодок покалывал кожу, до рассвета замерзшую грязь припорошило мелким сухим снежком. Входит в мир Дева Марена, чтобы властвовать в нем, постепенно старея, до самого Медвежьего дня. Пора было готовить встречу Зимней Невесты. Возглавлять Маренины обряды предстояло Бегляне – одной из самых старых женщин в Плеснеске, самой уважаемой и сведущей в сложном деле моления богов. Но Марена предзимья – юная дева, и прибирать святилище перед приходом хозяйки черных лебедей Бегляна взяла молодых внучек. Годы пройдут – она в могилу ляжет, а внучки сменят ее на Божьей горе. Успеть бы обучить их всему нужному, как ее когда-то обучала бабка. Жены их рода издавна служили на Божье горе и на жальнике близ нее – с тех пор как пришли сюда первые поселенцы-дулебы.

Однако каменная вымостка перед идолами была пуста – с дарами со вчерашнего дня никто не приходил.

– Подметите пока, – Бегляна кивнула на вымостку, усыпанную палыми листьями. – А я платье разберу.

Она направилась к обчине – «божьи сорочки» и рушники для обрядов хранились в обчине близ очага. Две девушки пошли в клетушу за метлами. Но, едва отворив дверь и войдя, тут же выскочили и со всех ног побежали к бабке.

– Там чужой человек! – наперебой тараторили они и жались к старухе, будто она могла защитить их от мужчины.

Во всемогущество бабки, главы рода, они верили твердо.

– Человек? Да еще чужой? – удивилась Бегляна. – Померещилось вам? Кому здесь быть? Домового увидали?

– Домовой – мелкий и волосатый, – жалобно возразила Летава. Это была девушка с пышной рыжей косой, золотыми бровями и мягкими чертами лица, миловидная, чему не мешал широковатый рот; на утреннем холоде ее белая кожа пламенела румянцем, оттенка сладкого на вид, как сок свежей малины. – А там парень молодой…

Бегляна слегка переменилась в лице. Еще не видя «домового», она сообразила – кто это может быть. Не тот ли, сбежавший из вчерашнего побоища под увозом? Весь город слышал шум, а утром у колодца уже менялись слухами.

– Вы, – она схватила обеих внучек за рукава, – вперед меня не лезьте. Я сама взгляну, что за парень у вас…

– Не у нас… – протянула Излада. – Он, видать, и ворота растворил…

Бегляна прошаркала через площадку. Дверь клети еще стояла открытой, пропуская свет. Внутри было холодно, почти как снаружи. Была б зима, подумала мельком старуха, неведомый гость мог бы замерзнуть во сне.

Но он не замерз – когда старуха подошла, у него уже трепетали ресницы. И правда, молодой парень, среднего роста, с побледневшими веснушками на носу, спутанные светлые волосы падают на глаза. Свет и голоса уже нарушили крепость его сна – лишь Бегляна приблизилась, как веки его поднялись, а потом он сел на скамье.

Заморгал, в изумлении глядя на незнакомую старуху и явно не понимая, где находится. Оглядел тесную клеть – лари, метлы, ступа в углу.

– Ты кто такой? – спросила старуха. – Чего это в божьем доме разлегся, будто у себя?

Берест глянул на дверь – оттуда на него смотрели два свежих, изумленных девичьих лица. Снова посмотрел на старуху, соображая, где он и что это значит. Все три в простых серых свитах, перетянутых цветными ткаными поясами, из-под них видны плахты: у девок полосатые, у бабки – черная. Драку вчерашнюю он помнил хорошо, но дальше…