Елизавета Дворецкая - Огненные птицы [litres]

– Я где? – хрипло спросил он.

Не евши, не пивши, после сна в холоде на жесткой лавке, он был почти без сил. В голове висел туман от запаха сушеной травы.

– На Божьей горе, – пояснила старуха. – Кто ж тебя принес сюда, если не помнишь?

– Боги и привели, – Берест наконец вспомнил, как бежал вверх по темному склону и как нашел этот приют. – Ты – служительница здешняя?

– Я – Бегляна, богинь, матушек наших, жрица. А ты кто? Какого отца-матери сын? – прищурилась старуха, уже очень много лет принимавшая чуть ли не всех новорожденных в Плеснеске и почти всех помнившая.

– Не знаешь ты моих отца-матери…

Вспомнив родных, Берест вдруг осознал, что лица их кажутся очень-очень далекими. Будто это не его родители, а какого-то другого парня, которого он почти не знал. Тот парень жил в Малине, работал на лугах и на гумне, пас и кормил скотину, собирался минувшей осенью жениться на Ладомеровой дочери из Здоровичей… Может, и женился – там, в том краю за тридевять земель, где он и сейчас живет. По-прежнему с отцом, матерью, сестрой Мотылицей, двумя братьями… А он, тот Берест, что сидит в клети при чужом святилище, – совсем другой человек. Сколько раз он с тех пор перерождался, с трудом спасая свою жизнь и отнимая чужую, – и не скажешь.

– Не наш ведь ты? – допытывалась Бегляна.

– Не ваш. Из земля Деревской я, из Малина. Коняев сын, Световеков внук. Был. А теперь сирота я, один, как береза в поле. Убили русы киевские весь род мой – деда, родичей, отца и мать. Сестру и брата в полон увели.

– Ты вчера под самую ночь… был там, под увозом? – Бегляна вгляделась в его осунувшееся лицо с опущенными глазами.

– Я там был, – не поднимая глаз, подтвердил Берест. – И враг мой кровный там был. Тот самый, что Малин город и весь род мой вразор разорил.

– Кто это?

– Лют, Свенельдов меньшой сын.

Бегляна подошла к другой лавке и села. Две девушки, видя, что ничего ужасного не происходит и бабка беседует с незнакомцем мирно, тоже вошли и встали у двери, прижавшись одна к другой.

– Ты есть хочешь? – почти безотчетно, по привычке матери и бабки, спросила Бегляна.

А сама припоминала тем временем: да, говорили, что во вчерашней буче были замешаны кияне и сам воевода, Мистина Свенельдич.

Берест кивнул. Живот уже подводило от голода, хотя мысль о еде была неприятна.

– Укрыться думаешь здесь от врагов своих?

– Боги защиту дают всякому, кто просит. Я ведь вашим людям, плеснецким, зла не сделал.

– Это верно. Не знаю, как и быть с тобой, – Бегляна подперла щеку рукой. – По лицу видать, что парень честный. Но воевода киевский зол, желает, чтоб нашли ему убийцу. Не по росту ты, паробок, себе врага выбрал. Напряла тебе Недоля на веретено кривое…

– Баба… – подала голос от двери Летава. – А может, мы его покормим сперва?

Только ближе к вечеру Мистину опять позвали к Етону. В гриднице он застал множество народу: Семирада, Чудислава, других плеснецких бояр. Между Катлой и Говорушей, женой Семирада, стояла, опираясь на клюку, сгорбленная бабка с коричневым от многолетнего загара морщинистым лицом и удивительно светлыми, бойкими глазами. И бабам дело есть до ночного смертоубийства… Сбоку от княжьего престола стояли Красила и трое его людей. Судя по удрученному, но смирному виду, беглеца с места схватки в их числе не было.

– Худо дело! – сказал Мистине Етон. – Обошли отроки все дворы, все избы – никто не видал потасовки вашей, никто в доме беглецов не укрывает. Давай-ка рассказывай, как дело было.

– Трое моих людей в сумерках сошли с увоза… – начал Мистина.

– Которые? – Етон окинул взглядом его телохранителей и двоих десятских.

– Они в доме.

– Давай-ка их сюда.

Мистина подавил вздох. Но делать было нечего, и он мигнул оружничему. Верба убежал и тут же вернулся с Лютом и Сигданом.

– Ой, матерь троллей! – Етон откинулся на спинку сиденья. – У меня в глазах двоится? Это что – твой сын? Похож, как второй башмак! Побочный, видать, для законного уж больно он взрослый!

Лют фыркнул, не сдержавшись, а Мистина стиснул зубы и резко вдохнул.

– Это мой брат, – внятно, как глухому или дурачку, произнес он. – Младший сын моего отца.

– Не твоей матери?

– Нет. Но он дорог мне, как если бы был сыном моей матери. И всякий, кто задумает причинить ему зло, пожалеет об этом! Его вызвал некий отрок – один из тех, что сейчас лежит мертвым у Семирада под замком, – и передал, будто купец Радай, знакомец наш, просит его к себе. И брат пошел, взяв своих телохранителей. Теперь уже ясно, что приглашение было ложным, а Радай ничего о нем не знает. Он может подтвердить это клятвой, если пожелаешь. У того двора двое вышли им навстречу и метнули сулицы. Один телохранитель был убит. Вдвоем с другим брат отразил нападение, и в это время сзади к ним подбежали еще двое. Один метнул нож, – Мистина бросил на пол простой нож с деревянной рукоятью, подобранный у тынов, – и второй человек был бы убит, не окажись на нем кольчуги. Брат зарубил еще одного, а второй убежал. И ты не знаешь, где он? – обратился Мистина к Красиле.

– Вам виднее! – ответил тот. – Небось в реку сбросили уже тело, по весне всплывет! Не верю я, чтобы мои отроки на такое дело пошли! У нас четверо убитых! Они в кольчугах были! – с обвиняющим видом обратился Красила к Етону. – И мечи с собой! В гости к купцу они шли, да, блины есть и меды распивать! В кольчуги нарядившись! Кто кого ждал за углом, кто смерти чужой искал!

– Вы осмотрели у них в доме, что там нет этого парня… Береста? – Мистина глянул на Семирада.

– Осмотрели. Вчера вечером хозяин его видел, а ночевать не приходил.

– С чего ему прятаться, – Мистина перевел взгляд на Красилу, – если не виноват?

– Стало быть, не прячется, а в живых уж нет, – угрюмо ответил тот.

– Никто из вас, я вижу, за своими людьми злого умысла не признает? – спросил Етон.

– Нет, – почти разом ответили оба.

– Но у них была причина напасть, – добавил Мистина. – Ты сам сказал, что тот отрок был родом из Малина. А брат не так давно совершил набег на Малин и увел оттуда полон. Это была попытка мести.

– Это вы добить пытались, чтобы уж мстить вам было некому! Знаем мы ваш обычай!

– Довольно! – Етон хлопнул по подлокотнику. – Надоели вы мне. Никто на себя вины не берет – присуждаю вам поле!

Красила невольно охнул; Мистина улыбнулся и вместо ответа положил руки на пояс, всем видом выражая готовность.

Он даже слегка расслабился. Телохранители были нужны ему по положению, да и к тому же в любой схватке такой, как он, обладатель золоченого шлема вождя, был первой целью противников. Но в каждом движении его, в мягкой походке хищника, в спокойном и сосредоточенном взгляде сказывалась воинская мощь. Сейчас ему предложили самый простой и легкий для него выход. Мистина и сам был бы рад, если бы все сложности можно было решить с мечом в руках. Как это предпочитал делать его покойный побратим…