Бернард Корнуэлл - Безумен род людской

Мужчина двинулся ко мне, свет фонаря Нелли мерцал на его клинке. Я быстро свернул налево, через ворота в смрад переулка, но там ждал ещё один тип, тоже в чёрном и тоже с клинком, на этот раз — коротким ножом с широким лезвием.

— Тебя хочет видеть мистер Прайс, — сказал он, и тот тип, что стоял во дворе «Сокола», прошёл через ворота и острием шпаги коснулся моей спины между лопатками.

— Что за мистер Прайс? — спросил я, прикидывая, что сумею подпрыгнуть, уцепиться за стену и перемахнуть через неё в задний двор Дэви Локета, но меня подтолкнули клинком в спину. Я не успел бы перепрыгнуть.

— Мистер Прайс, — сказал второй тип, — это джентльмен, который хочет тебя увидеть.

— Вы ошиблись, — сказал я и на мгновение даже поверил в это. Я знал единственного мистера Прайса, продавца рыбы, и он не мог заработать и двух пенни, не говоря уже о слугах в чёрных одеяниях и с обнажёнными мечами.

— Нет, Ричард, — сказал позади меня владелец клинка, — мы не ошиблись.

— Иди и не дергайся, парень, — сказал человек с ножом, — и сохранишь яйца.

— Или одно яйцо, — сказал владелец шпаги и сдвинул клинок так, что он пронзил плащ и скользнул между бедер. А потом он надавил. — Но лучше хотя бы одно, правда, парень?

Он был прав. Так что я смиренно пошёл.

Их было шестеро, и семь лошадей. Седьмая — для меня. Это была заморенная кляча с седлом, но без стремян, и даже если бы я мог послать её в галоп, всё равно никогда бы не удрал от шестерых всадников на холёных жеребцах. Это были перси. Персиванты. Они мне этого не сказали, но в этом не было необходимости, потому что ими верховодили лобастые близнецы, над которыми издевался Алан Раст в «Театре». Один ехал слева, а другой справа, и они обсуждали меня.

— А он симпатичный.

— Да, брат. Пока что.

— У него красивая шляпа.

— Точно!

— Он не очень-то разговорчив, да? — Правый близнец толкнул меня. — Проглотил язык?

— Скорее всего, он лишится языка, — сказал второй близнец, — если мистер Прайс решит его вырвать.

— С корнем.

— Кулдык-кулдык, — произнёс второй близнец со смехом. — Так ты будешь говорить, когда он с тобой разделается.

— Нет, — возразил первый, — обычно больше похоже на буль-буль, но только после того, как они перестают кричать.

— Значит, будет кулдыкать и булькать.

Близнецы были молоды. Лет двадцать с небольшим. Молодые и уверенные. А те двое, что ехали впереди, и двое позади, были крупнее, старше и молчали. Пара впереди слушала болтовню близнецов, даже не оборачиваясь, и я чуял, что они презирают близнецов.

Мы двигались медленно. Нельзя торопить лошадь в темноте, если не хочешь, чтобы она сломала ногу, особенно когда едешь по ненадёжной дороге и недавно выпавшему снегу. Мы направились на северо-запад вокруг города, следуя по Хог-лейн между укрытыми снегом живыми изгородями. На юге темнела полосой городская стена с зубцами, слабо освещенными лондонскими фонарями. Ночной ветер дул с юга, принося в город вонь сточных вод и дыма. Лунного света едва хватало, чтобы рассмотреть гладкие и белые поля.

Лошади ускорили шаг, когда мы достигли домов к северу от Криплгейта. У дверей горели фонари, из окон таверны лился тусклый свет. Улицы стали узкими, пришлось нырять под выступающие балконы или свисающие вывески. Мы миновали «Утку и селезня», где я когда-то выиграл шестнадцать шиллингов в карты у портного с севера. Карты были мечеными. На мгновение я испугался, что перси отведут меня обратно во двор Мусорщика, но потом мы повернули на юг, к Смитфилду. Сторожа ныряли в дверные проёмы, и несколько человек, которые ещё не спали, нырнули в переулки, чтобы не попадаться на глаза одетым в чёрное мужчинам на крепких лошадях.

— Может, у симпатяги есть подружка, брат, — сказал близнец слева от меня, когда мы въехали на большую площадь Смитфилдского рынка.

Близнец выдохнул облачко пара.

— Нам же нравятся сёстры, братишка.

— Ох, нравятся.

— Или все-таки подружка?

— Нам и подружки нравятся.

— У него должна быть подружка. Он же симпатяга.

— А мы ненавидим симпатяг, да, братишка?

— Мы ненавидим симпатяг.

Я ничего не ответил, и моё молчание так их расстроило, что они тоже замолчали. Мы доехали до Вестминстера и оказались у тяжёлых ворот под охраной двух слуг в алых ливреях. Ворота освещались парой пылающих факелов, которые мигали от ночного лёгкого ветерка. Стражники ничего не сказали, очевидно, узнав всадников, просто подняли алебарды, а один толкнул правую створку ворот. Я понял, где мы. Это был дворец, где Саймон Уиллоби целовал лорда-коротышку под дождём.

— Спрыгивай, симпатяга, — приказал мне один из близнецов, как только мы оказались за воротами, и я повиновался.

Близнецы тоже спешились, один дёрнул меня за локоть и повёл через низкую дверь в освещённый фонарём двор.

Дворцы похожи на театры. Снаружи всё безвкусное и яркое, разрисовано звёздами и сияет ненастоящим мрамором, но стоит уйти со сцены, как откроется грязь, беспорядок, голое дерево и треснувшая штукатурка. Мы были за кулисами дворца, глубоко в недрах, где вечно бодрствуют слуги. По одну сторону от прохода лежали дрова, а из двери, где прачка толкала шестом бельё в висящем над огнём котле, валил пар. Она увидела близнецов и перекрестилась. Все может произойти прямо во дворце, без констеблей. По слухам, во внутренних покоях королева держала распятие, большой крест с распятым Христом, смотрящим на неё сверху. Возможно, это правда. А совсем рядом людям вырывали кишки и сжигали, предварительно лишив глаз.

— Он трудится допоздна, — сказал мне один из близнецов.

— Мистер Прайс, — пояснил другой.

— Трудится допоздна.

Они произнесли это со странным уважением, но не ко мне, а к допоздна работающему мистеру Прайсу. Моя ненависть к близнецам переросла в отвращение. Они были на голову ниже меня, но всё вокруг них казалось слишком большим; большие зады, большие носы, большие подбородки, густые чёрные волосы под чёрными бархатными беретами, объёмные мускулы, вздувшиеся под чёрными рукавами. Грубые неуклюжие парни, которые вели меня через маленький двор, заваленный бочками, а потом в коридор, где один из близнецов постучал в дверь.

— Войдите, — послышался голос.

— Иди, — близнец протолкнул меня в дверь.

— Сними шляпу, — сказал второй близнец и сорвал с моей головы широкополую шляпу Кристофера де Валля. Они зашли за мной в комнату, и за ними ещё два персиванта. Все почтительно кивнули сидящему за столом человеку.

— Мы его привели, мистер Прайс, — произнёс один из близнецов.

Ответа не последовало.

Комната была небольшая, но достаточно просторная. На полу сено, а стены обшиты панелями из тёмной древесины. На потолке изображено ночное небо, корабли с раздутыми ветром парусами плыли меж звёзд. Я понял, что рисунок заказывал не мистер Прайс, потому что он выглядел слишком несерьёзным по сравнению с остальной комнатой, а мистер Прайс не походил на человека, у которого корабли плывут в небесах. Он явно любил порядок — у одной стены на полках аккуратно лежали бумаги. Хотя ещё больше бумаг было на большом столе, занимавшем половину комнаты.