Георгий Свиридов - Время возмездия

Два бельгийских крестьянина, чертыхаясь на своего бургомистра, который в такой ненастный день именно их послал закопать в землю какого-то расстрелянного, добирались на повозке, запряженной лошадью, по лесной дороге к тому месту, на какое им указал немецкий жандарм с бляхой на груди, попивавший пиво вместе с бургомистром. Впрочем, чертыхался больше молодой, а старый, его дядя по материнской линии, молча посасывал трубку и не особенно усердно погонял лошадь.

Выбравшись из леса на луговую пойму, они сразу увидели следы человеческих ног, протянувшиеся с железнодорожной насыпи. Вскоре, у небольшой копны позапрошлогоднего сена, увидели и труп в солдатской шинели, стоптанных сапогах. Убитый лежал лицом вниз, обхватив руками копенку и поджав левую ногу, а на спине его, продырявленной во многих местах пулями, темнело одно сплошное большое кровавое пятно.

— Жандармы и гестаповцы сами своих дезертиров убивают, а мы для них могильщики, что ли? — снова ругнулся молодой, доставая с повозки лопаты.

— Не дезертир он, а, бургомистр сказал, важный государственный преступник, — произнес пожилой.

— Преступников по закону судить надо, а не убивать вот так, как они сделали… Палили, видать, по бегущему. Он, наверное, с поезда сиганул, — размышлял племянник и, увидев нарукавную нашивку остлегиона, понимающе закончил: — Оно видно, какой преступник. — В слово «преступник» он вложил иной смысл. — Русский это! А они для германцев все враги и преступники.

— Русский? — пожилой как-то уважительно посмотрел на распростертого и бездыханного солдата и добавил: — Надо его по-человечески похоронить. Здорово они германцам по шеям надавали на своем Восточном фронте, здорово!

— Жандармы все карманы повыворачивали, все, сволочи, унесли, — чертыхался молодой. — Давай перевернем его, может, во внутренних что осталось. — И, понизив голос, словно его могли подслушать, произнес: — Из отряда просили, что если попадутся какие документы и военные бумаги, так чтоб сразу к ним, в лес.

Перевернули расстрелянного. Никаких документов, кроме фотографии Макса Шмеллинга, не обнаружили.

— Странно, — сказал задумчиво пожилой, — не окоченел еще окончательно, вроде даже теплый немного… Словно недавно его убили. А жандарм говорил, что три дня назад…

— Ну? А может, он вовсе и не мертвый? — племянник, отбросив лопату, склонился над телом Миклашевского. — Стекло бы сейчас… Дай нож, он у тебя шире!

Пожилой вынул свой тесак, начищенный до блеска. Молодой вытер его рукавом, для верности, и приложил к ноздрям расстрелянного. Плоскость тесака сразу припотела, появились малюсенькие капельки влаги.

— Видал? — племянник вопросительно посмотрел на дядю. — Дышит… Весь продырявлен, как решето… А дышит еще! — он снова приставил тесак к носу, и тот снова запотел. — Живой, выходит… Что ж делать нам, а?

Пожилой засопел трубкой, нахмурился. Облокотившись на лопату, долго молчал. Выпустив клубы дыма, произнес:

— Могильщиками они еще могли нас сделать, но палачами мы не станем. Живых закапывать не будем. Так-то, Лео! Стели сено на повозку.

— Ты прав, дядя Анри, — племянник сразу оживился, поняв родственника с полуслова. — В отряде там русские есть. Хорошие ребята! Отчаянно храбрые. И доктор туда из города наведывается. А дорогу я знаю.

Летом сорок четвертого советские войска, успешно форсировав полноводную Вислу, закрепились на ее западном берегу. Следом за передовыми частями ночью, по наведенному понтонному мосту, переправился танковый батальон капитана Шагина. Командование поставило батальону задачу: не только удержать плацдарм, а по возможности расширить и углубить его.

Не теряя времени, танкисты готовились к трудному бою. Заправлялись горючим, пополняли боекомплекты. Старшина Колобродько в замасленной гимнастерке, на которой сверкал новенький орден Красной Звезды, химическим карандашом отмечал в своей замызганной толстой тетради номера боевых машин и отпущенный боекомплект. Танкисты сами сгружали ящики со снарядами, пулеметными лентами и патронами для автоматов.

Григорий Кульга, переправлявшийся через Вислу одним из последних, подкатил на своей «тридцатьчетверке» почти к пустому «форду». Кульга по привычке вскочил на подножку грузовика, заглянул в кузов и удрученно присвистнул:

— Что ж ты нам оставил, земляк?

— Что и положено, — отозвался артснабженец загадочным тоном и, приподняв брезент, показал на два ящика. — Всим выдавав по одному, а тоби припас вот парочку. Якись новы громебойны, товарищ младшой лейтенант. Их для пробной проверки из самой Москвы самолетом прислали.

— У меня за проверкой дело не станет, — ответил довольный Кульга, снимая тяжелые ящики.

— Так я то ж и говорю, что ты у нас танковый первый снайпер, для тэбэ и припас.

Не успел Кульга уложить боекомплект по ячейкам, как его вызвали в штаб. В землянке, слабо освещенной фонарем «летучая мышь», были в сборе все командиры танков. У стола, составленного из снарядных ящиков, разостлана карта. Рядом с комбатом Шагиным стоял командир полка.

— Все в сборе? Тогда приступим, — сказал полковник и посмотрел на танкистов. — Из штаба фронта сообщили, что нашей разведке удалось раздобыть важные сведения. Немцы на нашем участке собираются применить новые секретные танки. Что это за машины, какова их огневая мощь, нам неизвестно. Неизвестно и количество этих вражеских боевых единиц. Неизвестно пока и место, где именно их применит противник. Так что прошу вас, орлы, быть предельно внимательными и, если только обнаружите немецкие танки, чем-то отличающиеся от обычных, немедленно сообщите в штаб. Называйте их самоварами.

— А бить по ним, по тем самоварам, можно? — спросил Кульга.

Танкисты дружно засмеялись. Улыбнулся и полковник:

— Не только можно, но и обязательно! Вашему батальону мы передали и запас спецснарядов, присланных из столицы.

— Тогда постараемся, товарищ командир полка!

Тут же, склонившись над картой, помечая ее синим карандашом, комбат расставлял свои боевые машины на плацдарме. Кульге достался рубеж на правом фланге, у польской деревушки. Не теряя времени, Григорий повел боевые машины на передний край. До рассвета надо занять позицию, замаскировать «тридцатьчетверки» и приноровиться к местности, на которой придется вести бой. Танкисты не подозревали, что они на самом острие тщательно подготовленного гитлеровцами мощного контрнаступления. Перед ними в польской деревне находился бронированный кулак — особый батальон секретных танков.

Это были мощные танки, построенные по личному указанию Гитлера. Фюрер питал страсть к стальным чудовищам, изрыгающим огонь и смерть. Генералы и фельдмаршалы, связавшие свои судьбы с танковыми войсками, пользовались личным покровительством Гитлера. Высшие офицеры генерального штаба, хорошо знавшие пристрастие фюрера к бронированным машинам, разрабатывая боевые операции, тщательно рисовали на картах контуры танковых соединений, которые прорывают оборону противника.