Георгий Свиридов - Время возмездия

За эти месяцы он как-то незаметно сблизился с санитаркой, пожилой женщиной, которую все звали просто Мари. Игорь узнал, что она русская. Узнал совершенно случайно. Как-то в конце мая Мари, моя окна, чуть слышно напевала старинную русскую песню. Игорь сначала насторожился: не провоцируют ли его? Но потом, со временем, присмотрелся к санитарке и понял, что никакой провокации не было. Ему удалось узнать, что Мари действительно русская; Мария Дмитриевна Вишнякова эмигрировала из России в восемнадцатом году вместе с мужем, известным профессором, больным туберкулезом. Муж умер давно, началась война, и друзья-французы помогли ей устроиться в госпиталь. Она привязалась к Фрицу Роденбаху, который напоминал ее мужа в молодости. Она свободно говорила по-французски и довольно сносно по-немецки.

— Он у меня тоже в студенческие годы гири поднимал и говорил, что это полезно для накачивания силы в руках.

Ни с кем из палаты Миклашевский близко не сходился. Он избегал откровенных разговоров и больше отмалчивался. На него стали косо поглядывать другие раненые.

Миклашевский жил в постоянном напряжении. Он боялся разоблачения. Могли появиться друзья Фрица Роденбаха, сослуживцы, знавшие того, настоящего, в лицо. А покинуть военный госпиталь, который тщательно охраняли, было почти невозможно. Да и сил для самостоятельного бегства у Миклашевского еще не имелось. Он передвигался с трудом, опираясь на палочку. Рана на ноге заживала, но не так, как хотелось. Игорь делал специальные упражнения, тренируя ногу.

Беда нагрянула совсем не с той стороны, откуда ее ожидал Миклашевский. На дневном обходе главный хирург, улыбаясь, остановился около кровати Игоря и сообщил «приятную» новость:

— Я с большим удовольствием, дорогой Фриц, сообщаю вам радостную весть! Ваша жена, фрау Роденбах, наконец отыскала вас, и завтра она прибывает в Париж! Мы вышлем на вокзал машину, чтобы ее встретить.

Игорь опешил. Он никогда не видел «своей жены». По спине пробежали мурашки. Но он заставил себя улыбнуться, изобразить «искреннюю радость»:

— Благодарю вас от всего сердца! Вы не представляете, доктор, как вы меня обрадовали!

Главный хирург распорядился, чтобы боевого офицера одели в свежее белье, в палату поставили цветы. На прощание он помахал Миклашевскому рукой, советуя не особенно волноваться в эту ночь, потому что чересчур бурные радостные эмоции могут отрицательно сказаться на процессе выздоровления. А у Игоря внутри уже бушевал огонь. Что делать? Как избежать встречи с «любимой женой»? Выхода, казалось, не было. На побег у него не хватало сил.

Пришла санитарка Мари и, радуясь за офицера, принесла букетик цветов, поставила их на тумбочку у изголовья. «А что, если…» — мелькнула у Миклашевского спасительная мысль. Риск, конечно, большой. Он прикрыл глаза. Не все ли равно, когда умирать? Днем, раньше, днем позже… В палате никого не было. Раненые офицеры ушли на прогулку в сад.

— Дайте, пожалуйста, мне листок бумаги, — обратился он к Вишняковой.

Санитарка подала ему блокнот и карандаш. Игорь быстро написал: «Я русский. Мне нужна срочно гражданская одежда». Вырвав листок, протянул ей записку, добавив:

— Прочтите и при мне порвите.

Санитарка сначала недоуменно смотрела на русские буквы, потом, прочтя, уставилась на Миклашевского, пристально вглядываясь ему в глаза. Он выдержал взгляд. Глотнув воздух, утвердительно кивнул, как бы подтверждая, что в записке — правда. Тихо сказал по-русски:

— Порвите! — и тут же передумал: — Лучше сжечь.

Чиркнул зажигалкой и протянул руку. Санитарка поднесла к язычку пламени записку. Бумага вспыхнула.

— Постараюсь помочь вам, — сказала она.

Больше ничего не добавив, санитарка удалилась. Миклашевский видел в окно, как вскоре она быстрыми шагами направилась к воротам госпиталя. Оставалось одно: ждать. Если санитарка связана с гестапо или службой безопасности, его схватят сегодня же ночью… Если она не поможет, то его разоблачение отодвигается до утра, вернее, до прибытия берлинского поезда.

Танк Кульги занял боевую позицию на краю оврага; замаскировались в кустах и стали ждать. Летняя ночь кончилась. Под покровом темноты в деревню въехали грузовики с эсэсовцами. Солдаты стали прочесывать дворы. Послышались отчаянные вопли женщин и детей. Эсэсовцы согнали всех жителей к машинам, посадили на машины и увезли куда-то в тыл. В деревне снова воцарилась тишина, но танкисты уже были настороже. Каждый из них понял: гитлеровцы что-то замышляют.

Башенный стрелок сержант Щетилин пошел в разведку. Через час вернулся и доложил: в деревню прибыла колонна тяжелых танков.

— Сорок штук, товарищ младший лейтенант, — докладывал сержант. — Новенькие, прямо с завода… Вроде бы похожи на «тигров», но не совсем такие, крупнее.

— Наверно, «пантеры»? — спросил Кульга.

— Совсем нет, «пантер» я хорошо знаю, били мы их еще под Курском. Эти совсем другие.

— В темноте все кошки серы, — сказал стрелок-радист Юстас, и все засмеялись.

— Да нет, ребята! Ей-богу, не вру, — запальчиво ответил Илья Щетилин. — Там не «тигры» и не «пантеры». Совсем другие танки!

Кульга насторожился. А не те ли боевые машины, о которых предупреждал командир полка? Вполне может быть. Но сообщать в штаб не стал. По двум причинам: эфир прослушивается и немцами, так что не стоит раскрывать себя. Да и полной уверенности, что «самовары» появились именно здесь, пока не было. Он решил подождать до утра.

А Илья, поманив к себе Галию, небрежно вынул из-за пазухи ветку, усыпанную поспевшими яблоками:

— За неимением цветов пришлось сорвать веточку!

Галия взяла яблоки и поблагодарила. Кульга нахмурился. Он видел, что его строгие внушения не действовали на сержанта. Придется с ним по-мужски поговорить, решил Григорий.

Вдруг в предрассветной тишине послышался отдаленный гул моторов. Он становился все сильнее. Наконец стали видны силуэты первых танков.

— Идут! — сообщил сержант Щетилин, считая танки. — Четырнадцать штук!

Танки приближались. Под их тяжестью чуть вздрагивала земля. Таких машин Кульге никогда не приходилось видеть. Да, сержант Щетилин оказался прав: это были не «тигры» и не «пантеры», а какие-то новые танки.

— Юстас, передай в штаб: появились «самовары», четырнадцать штук. Принимаю бой, — приказал Кульга радисту.

— А может, просто новые танки, товарищ командир? — спросил Юстас.

— Передавай, как приказано, — Кульга повысил голос. — Противотанковыми, новыми, заряжай!

Танки приближались. В «тридцатьчетверке» все замерли на своих местах.

— Пора, — подала голос Галия.

— Спокойно! В лоб этих буйволов не возьмешь, — сказал Григорий. — Пусть подойдут ближе и подставят бока.