Алексей Грай - Золото друидов

Потрясенные произошедшим хирдманы застыли, открыв рты. В себя воинов привел резкий окрик вождя.

— Чего стоите!? Режь их!

Расталкивая людей, конунг выступил вперед. В каждой руке сжимая по мечу, Агнар с пронзительным криком бросился в полный стенающих людей котлован.

Словно очнувшись от сна, северяне с воинственным кличем понеслись за ним вниз, по осыпающейся земле, на ходу рубя попадающихся под клинки ирландцев. Все смешалось в безумном кровавом хороводе.

Сражаясь и убивая, Хьяль краем глаза видел, как конунг осыпает ударами растерявшего былую скорость и ловкость вождя ирландцев. Агнар все-таки встретился с врагом. Два великих бойца расплывчатыми тенями метались среди сцепившихся в смертельном танце вооруженных людей. Потом Хьялю стало не до того, чтобы смотреть по сторонам и гадать, кто победил. Тем более, что ответ он получил совсем скоро, когда воздух, перекрывая рычание и шум резни, прорезал дикий боевой клич. Этот звук привлекал, подчинял, принуждал, ему невозможно было противиться. Конунг, разом возвысившись над толпой, вскочил на поверженную громаду идола — хозяина холма и с ликующим криком воздел руки к небу. В правой окровавленный меч, в левой — какой-то округлый предмет. Что это за предмет стало ясно через мгновенье, когда солнце огненным бликом отразилось от заляпанных кровью волос старшего сына Тургейса.

Хьяль сидит на твердом каменном боку опрокинувшегося идола весельчака Дагды. Вокруг лежат мертвецы: вальхи и северяне вперемешку. Между окровавленными, еще недавно живыми и дышащими людьми, превратившимися в бездыханные куски плоти, в беспорядке валяются выбеленные ветром и временем черепа. Поваленные стеллы щедро раскидали скорбный груз, привнося собственные мазки в полотно безумного художника, дополняя открывающуюся картину светопреставления пониманием того, что, несмотря на то что время течет, кое-что в мире никогда не меняется.

Хотя, не меняется ли. В паре шагов не получивший в жуткой резне ни единой царапины Хререк удивленно ощупывает конечности в поисках вывихов и переломов.

Скальду дико хотелось напиться. А еще женщину. Хорошо бы Сольвейг, но сейчас Хьяль не стал бы привередничать. Хотя, нет, лучше все-таки Сольвейг. С ней можно было бы потом поговорить. Нет, не рассказывать ей обо всем этом. Молодым женщинам лучше не знать, откуда берется золото их украшений и тонкая яркая ткань для нарядных праздничных платьев. Хьялю хотелось просто поговорить: о море и косяках сельди скользящих в его глубинах, об урожае и осенней ярмарке, о том, какой в этом году будет зима. Без разницы о чем, лишь бы оно не касалось убийств и смертей, каменных идолов, древних пророчеств и щедро политого кровью золота.

Уцелевшие хирдманы бродили среди тел, оттаскивая в сторону трупы земляков, срывая с мертвых ирландцев серебряные медальоны и браслеты, гребли в специально захваченные мешки золотую чешую, что некогда щедро устилала подножия статуй, теперь же смешалась с черной землей. Несмотря на знатную добычу, в глазах людей поселилась тягостная пустота. Не слышно ни обычных скабрезных шуток, ни возгласов радости от особенно богатого трофея. Если северяне и говорят, то только шепотом. Над залитом кровью котлованом разносится лишь один громкий звук. Посреди ямы покрасневший от натуги Коль, не обращая внимания на кровь из рассеченного лба, заливающую глаза, раз за разом опускает тяжелый обух секиры, со звериной ненавистью впечатывая его в поверженного идола. Личина Кром Круаха идет трещинами и крошится, но глубоко врезанные в камень глаза все также пялятся в небо, а с каждым ударом теряющих очертания губ не сходит ироничная, полная ощущения скрытого превосходства улыбка.

После очередного безумного удара топорище не выдержало и с громким хрустом переломилось в руках кормчего. Отбросив бесполезные обломки Коль бухнулся на колени и начал колотить по ухмыляющемуся лицу кулаками, в кровь разбивая костяшки. Несколько оторвавшихся от грабежа хирдманов, несмотря на отчаянное сопротивление оттащили юношу подальше, где он, повалившись навзничь и запрокинув голову, по волчьи завыл.

Хьяль равнодушно наблюдал за происходящим. Ему было наплевать.

Рядом осторожно примостился Ульф.

Хьяль медленно повернулся и пытливо взглянул ему в глаза. Пара мгновений и Приемыш хмуро отвел взгляд. Они долго молчали. Один боялся спрашивать, другой отвечать на этот вопрос.

— Агнар? Ведь он знал обо всем этом. — Хьяль мотнул головой.

— Знал, — коротко ответил светловолосый викинг, не видя смысла отрицать очевидное.

— Откуда? Хотя, — Хьяль почти всхлипнул. — Глупый вопрос. Конечно же, от Рольва.

Ульф промолчал.

— Жажда мести и жажда золота. Что ж они нашли друг друга.

— Хьяль, — Ульф словно оправдывался, — Агнар хотел совсем не этого. Мы должны были идти за вами и напасть сразу после того, как вальхи перебьют людей Тормунда. Но у нас не сложилось. У крепости сейчас очень людно. Нам даже ссору и бегство разыграть пришлось. Да и потом не все шло, как было задумано. Мы насилу нашли вас — блудили по этой клятой трясине кругами. Да мне еще пришлось вволю поиграть в прятки, выслеживая их разведчиков. Асмунд вообще должен был остаться в крепости, но ему на днях словно какая-то вожжа под хвост попала. И если …

— Ульф.

К ним, тяжело ступая, словно разом постарев на добрый десяток лет, медленно приблизился конунг.

— Ульф, что остальные вальхи? — несмотря на то, что вопрос был обращен к Приемышу, Агнар настойчиво искал взгляда Хьяля. Скальд угрюмо отвел глаза.

— Женщины и старики? Покончили с собой. Все. Хм. Так даже проще. Вряд ли бы кто из воинов захотел оставить им жизнь после случившегося, а тем более сделать рабами. Слишком живо в памяти произошедшее в крепости.

— А дети?

— Детей они забрали с собой к своим клятым богам.

— Тормунд?

— Его воины храбро сражались, но когда окончился бой, кинулись к болотам и разбежались. Видать, не слишком верят в нашу доброту. Самого Толстого мы нашли под обломками одной из статуй.

— Мертв? — без особого интереса спросил Агнар.

— Нет. Что такому сделается. Так ногу вывихнул, да, может, ребро сломал. В общем жить будет. Парни спеленали его, так что теперь у нас есть пленный.

Конунг коротко вздохнул, кажется, у него не осталось сил даже на ругань, молча развернулся и направился прочь.

Прежде чем пойти за ним, Ульф, заглянув скальду в глаза, сказал:

— Хьяль я не собираюсь выгораживать его, но хочу, напомнить: ты сам вызвался идти сюда.

Некоторое время скальд невидяще пялился вдаль, затем тяжело поднялся и направился к Хререку. Отошедший от первоначального шока тот сосредоточенно ковырялся ножом в глазнице статуи Балора, пытаясь извлечь наружу кроваво-красный рубин. Хьяль бесцеремонно дернул молодого викинга за плечо, разворачивая к себе. Хререк было по-собачьи заворчал, но при одном взгляде на лицо скальда ворчание смолкло как обрезанное.