Алексей Грай - Золото друидов

Наблюдающий за перепалкой Тристан невозмутимо заметил.

— Я думал, на севере уважают поэтов.

— На севере уважают правильный поэтов, грустный викинг.

— О, грустный викинг. Уже лучше, чем потомок овец.

— Только из чувства признательности к твоему отцу за того чудесного щенка, что он мне подарит. — Не остался в долгу Торгейр. — На севере уважают правильных поэтов, а Хьяль безумный скальд.

— И почему это он неправильный? Ходит в походы вместе с вами, дерется с вами в одном строю, и хорошо дерется, как я понял. Слышал даже, он тебе пару раз жизнь спасал. Или ты про его стихи? Так он при мне не сочинил ни одной любовной вирши, а, я уверен, смог бы запросто.

— Не в этом дело.

— А в чем же?

В разгорающийся спор внимательно вслушивался Гисла.

— Потому что он сочиняет неправильные стихи.

— То есть, они тебе просто не нравятся? — спросил Тристан.

— Слушай, вальх…

Грозящий разгореться спор прервал конунг.

— Тристан, пора.

— Уже иду.

С усмешкой кивнув Торгейру, «грустный викинг» растворился в чаще.

Рядом с Забиякой остался лишь Гисла. Подросток серьезно смотрел на своего кумира.

— А почему на самом деле, дядя Торгейр?

— Потому что я знаю его с детства. Он тогда и говорил-то с трудом, запинался через слово, не то чтобы сочинять. Почти двадцать лет назад он перезимовал у финнов. Так уж получилось. — В словах Торгейра звучала горечь. — Вернулся Хьяль оттуда великим поэтом. Вот только это совсем другой человек. Будто колдовской подменыш. И он и не он. Словно в обмен на искусство он оставил там часть себя, свою душу.

— То есть, финские колдуньи это правда?

— Конечно, правда. Стал бы я тебе врать, малыш. — Грустно улыбнулся Торгейр.

— А их кто-нибудь еще видел?

— Нет, Хьяль прячет их от всех. Боится, что захотят кого-нибудь другого. Меня, например.

— Но, ты же говорил, что они страшные. Что у них нет носов, и струпья по всему телу. Дядя Торгейр, ведь ты мне не врал?

Торгейр на секунду замялся, но быстро нашелся.

— Конечно, не врал. Я бы отказал им, тем самым посрамив возгордившегося скальда. Нет ничего приятней, чем увести женщину у друга, даже если тебе она на самом деле и не нужна.

Гисла с глубокомысленным видом кивнул, сделав вид, что понял о чем идет речь и совершенно согласен.

Агнар, Тристан и Хьяль шли среди переплетающихся стволами кучно растущих деревьев. Тропа под ногами причудливо петляла, почти так же как река до этого. То исчезала среди ореховых зарослей, то возникала вновь, чтобы тут же нырнуть в плотный подлесок или густые кусты. Пару раз пришлось переходить вброд мелкие, больше похожие на ручьи речушки и единожды выбираться из глубокого оврага, чьи глинистые склоны так и норовили обвалиться под ногами.

Природа жила своей жизнью. Шелестели под дуновениями тихого ветерка ветки. Жужжали пчелы. Распространяли пьянящий аромат цветущие повсюду цветы. В ветвях заливались щебетом юркие говорливые птицы. Думать о предстоящих переговорах и сопряженной с ними опасности совершенно не хотелось.

Ближе к полудню они вышли на уютную маленькую поляну, окруженную полосой густого шиповника. Тристан бросил траву на мешок с едой и повернулся к викингам.

— Ну что ж. Устраивайтесь поудобнее. Можете позавтракать. Я вернусь явно не скоро. — На мгновенье задумавшись, сын Эйнар добавил. — До заката лучше меня вообще не ждите. Асмунда я предупредил, чтобы не терял. Так что за людей можете не беспокоиться.

Глядя на вытянувшиеся лица викингов, Тристан позволил себе скупую ухмылку.

— А вы думали, мы сейчас все вместе дружно потащимся в деревню. Стража тепло и ласково улыбнется двум северянам, бросится отворять ворота, а добрые жители, провожая после сытного ужина, попросят заходить еще.

— Но, что мы можем сделать вдвоем? — озадаченно поинтересовался Хьяль.

Тристан усмехнулся.

— По всему миру ходят легенды, как один-два норманна, притворяясь торговцами, наемниками или вообще мертвецами, проникают в хорошо укрепленный город, ночью режут охрану и открывают ворота. Да и Логери, так зовут моего друга, подготовить не помешает. Кто знает, в каком он сейчас настроении. Возьмет и прикажет вас казнить. У него особых причин любить вас нет. Как, впрочем, и у любого жителя этого острова. Так что сидите и ждите.

Насвистывая фривольный мотивчик, сын Эйнара направился к кустам. Перед тем как раствориться в чаще, Тристан обернулся и коротко добавил.

— Да… это… ходить за мной не надо.

Хьяль выругался. Будь он проклят, если они без этого полукровки смогут найти путь не то что в усадьбу, которая неизвестно где находится, но даже и обратный путь. За всю дорогу это трепло так и не удосужилось сделать ни одной зарубки. Видимо, сказал он про метки, только чтобы успокоить Асмунда.

Конунг не без некоторого садистского удовольствия посмотрел на беснующегося Хьяля и, не говоря ни слова, повалился в нагретую солнцем траву.

Тристан вернулся, когда уже начало темнеть. Он бесшумно возник из кустов и молча бросил под ноги северянам два широких плаща с капюшонами. От сына Эйнара ощутимо несло хмельным, сам он легонько пошатывался и был явно навеселе. Однако голос его звучал на удивление ровно.

— Пошли. Старый хрыч не жаждал общаться, но есть средство, которое на него действует безотказно. Хоть и с трудом, но я уговорил его встретиться с вами.

— И что это за средство? — мрачно поинтересовался Агнар. Затянувшееся ожидание начало выводить из себя даже сдержанного в эмоциях конунга.

— В меру выдержанная брага и хорошо подогретое любопытство.

Этим укреплениям далеко до крепости Брайана, а тем более Мирного уголка. Нет ни башен, ни вышек для стрелков. Осыпающийся вал явно насыпан несколько десятков, если не сотен лет назад. Бревна низенького частокола покосились и торчат вразнобой, напоминая кривые зубы часто и неудачно дерущегося пьянчуги. Хлипкие ворота грозят обвалиться при первом же ударе тарана.

За воротами северян встретила пятерка воинов, тут же окружившая не званных гостей плотным кольцом. Вальхи вооружены копьями и короткими ирландскими мечами. Хьяль обратил внимание, что кольчуги на них покрыты ржавчиной, недосчитывают многих звеньев и явно нуждаются в починке.

Верховодит почетным эскортом молодой статный ирландец лет девятнадцати-двадцати. Каштановые волосы и карие глаза, узкая линия губ. Правильные черты лица свидетельствуют о благородном происхождении, но роскошная одежда явно знавала лучшие времена: яркие краски выцвели, кое-где темнеют жирные пятна. Грани золотой броши, скрепляющей шерстяной плащ, тусклые и поцарапанные. На потертом кожаном шнурке висит простой деревянный крестик.