Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

— Вот так возьмем и остановим? Вдвоем, да? Быть может, вы соблаговолите, отодвинув в сторонку оптимизм и дерзость, поведать, как нам это удастся?

— Значит, вы в игре, да? — восторженно восклицает он. — Вы с нами?

— Ну, быть может, вы приведете доводы, которые убедят меня?

— А как вы можете остаться в стороне? — Кральта отказывалась верить своим ушам, словно королева, услышавшая, как пукает один из ее придворных. — Когда мир в Европе держится на волоске и на кону жизни тысячи, а то и миллионов людей?

— Угу, вот только так ли это? Простите, но после того как меня заманивают сюда, опаивают и удерживают силой, угрожая тюрьмой и пистолетом, я не слишком склонен верить в правдивость истории о великом заговоре.

— Но это чистая правда! — восклицает Виллем. — Бога ради, приятель, с какой стати нам выдумывать?

Я ответил на эту нелепицу соответствующим пожатием плеч, Штарнберг выругался себе под нос.

— Послушайте, если вы влипли, сваляв дурака и прозевав подачу... — выражения у него были, как у фага-третьеклассника [895]. — Ладно, плевать! Но неужели вы не понимаете, что у нас не было выбора? Бисмарк утверждал, что нам придется заставить вас, и никак иначе. Познакомившись с вами поближе, я уже не так уверен, что канцлер был прав.

Билл провел пятерней по волосам и наклонился, с жаром глядя на меня.

— Вы спрашиваете, как мы с вами способны остановить «Хольнуп», и я готов выложить на стол все от и до. Но сначала о главном — разве вся эта затея не по душе вам? Как я уже сказал, тут никакого подвоха, это чертовски доброе дело, к тому же — редкостное приключение! Хе, мой старик-сатрап просто запрыгал бы от радости — и первый, кого он хотел бы иметь рядом, это вы!

— И если вам трудно простить обман, к которому мы прибегли, — вставляет Кральта, — подумайте о причинах. Вы совершили много подвигов во имя своей королевы и страны, но ни один из них не сравнится по благородству с этим.

Выражение ее лица или тон вовсе не были просительными, но принцесса положила свою ладонь на мою, и в пронзительном взгляде читалось скорее обещание, нежели мольба.

— Со своей стороны, если я могу как-то заслужить прощение... — стиснув мою пятерню, она даже расщедрилась на сверкающую улыбку. — Только скажите, что не подведете нас. Без вас нам не обойтись.

Все говорило о том, что парочка находится в плену заблуждения, сопровождавшего меня всю жизнь — они искренне верили в мою героическую репутацию и полагали, что я из породы безрассудных идиотов, которые следуют долгу службы и очертя голову бросаются в опасность, сгорая от нетерпения сразиться во имя благого дела. Бисмарк знал лучше, поэтому первоначально мне пригрозили насилием и законом, но будь я проклят, если сейчас они не пытаются воззвать к лучшей стороне моей натуры... Любопытно. Однако надо принимать мяч, летящий на твою половину, поэтому...

— Все это здорово, — заявляю. — Но, прежде чем выслушать все ваши «от и до», позвольте заметить, что покуда я не уловил здравого смысла. По вашим словам, эти венгерские подонки намерены поквитаться с Францем-Иосифом, и вам известно, где и когда. Отлично: так почему бы вам не подстеречь их и не задать перцу?..

— Потому что все не так просто! — возражает Виллем. — Шпиону Бисмарка известен план «Хольнупа», но не имена убийц или их местонахождение в данную минуту. Все, что мы знаем, это что злодеи встретятся где-то под Ишлем через три дня и нанесут удар прежде, чем император вернется в Вену в ближайшее воскресенье. Отсюда вытекает, что покушение произойдет в эту пятницу или субботу...

— Так отправьте его в Вену завтра, черт вас побери! А если у него хватит глупости остаться, окружите резиденцию войсками! Или наш гениальный Отто Бисмарк не подумал об этом?

— Вы не понимаете. — Кральта снова взяла меня за руку. — Все это невозможно. Обычные меры предосторожности тут не помогут. Понимаете, император не подозревает, что подвергается опасности. И не должен подозревать.

Она не шутила. Мне оставалось только удивленно вытаращиться и спросить:

— А почему нет?

— Потому что бог весть, что произойдет, если он узнает! — восклицает Виллем. — В этом вся соль — никто не в курсе про заговор, кроме Бисмарка, его человека в «Хольнупе» да горсти агентов вроде нас. Но положим, Франц-Иосиф или слабоумные, формирующие его кабинет, пронюхают. Император — тупой осел, который расценит происходящее так, будто вся Венгрия жаждет его крови, и действовать будет соответственно. Последуют аресты, расправы, возможно даже казни или еще какие-нибудь безумные выходки! Отсюда один шаг до той самой заварухи, которой надеется избежать Бисмарк. Венгрия — бочонок с порохом, а разъяренный Франц-Иосиф — как раз тот фитиль, что способен его взорвать.

Штарнберг перевел дух.

— Вот почему он не должен ничего знать.

— Есть еще одна причина, — говорит Кральта. — Императрица и кронпринц не делают тайны из своих провенгерских симпатий. В Будапеште ее обожают, и найдутся те, кто с удовольствием провозгласит Рудольфа королем независимой Венгрии. Если император проникнет в заговор «Хольнупа», он с легкостью может прийти к ошибочным выводам.

— И в любом случае будет не расположен играть в счастливое семейство! — резко заявляет Виллем. — Ну вот, вы все знаете. Теперь скажу, что Франц-Иосиф оказался в Ишле случайно — обычно он приезжает туда на летнюю охоту со всей свитой, но на этой неделе с ним только прислуга охотничьего домика, пара адъютантов да горсть охраны под началом сержанта. Эти ребята подойдут только для церемоний и совершенно бесполезны против знающих свое ремесло головорезов. Не существует никакого разумного способа заставить его уехать раньше, не сообщив о заговоре. Поэтому Бисмарк придумал способ приставить к нему тайную охрану, чтобы император даже не догадывался, что его оберегают!

Заметив мое недоуменное выражение, Билл рассмеялся.

— Думаете, номер не пройдет? Бросьте, вы же знаете Бисмарка — для него это орешки!

— Весь в нетерпении услышать, чем это покажется мне, — напоминаю я.

— Терпение, как раз к этому я уже и перехожу. Мы сойдем с экспресса сегодня вечером в Линце, где проведем ночь и сядем на поезд местного следования до Ишля, куда тот прибывает около полудня. Следующие тридцать шесть часов нам предстоит провести там под видом туристов, приехавших насладиться курортными развлечениями, побродить по бутикам, отведать сластей, которыми славятся местные кафе и прогуляться по живописным окрестностям, — беспечно объявляет он.

Не знаю, как для Бисмарка, но для юного Штарнберга, этого беспечного мерзавца, все это точно были орешки.

— Утром в четверг вы и я отправляемся на променад у императорской резиденции, лежащей неподалеку от города, дабы поднять настроение прекрасными видами поросших лесом гор, причудливыми извивами реки, стремящей к Ишлю свои воды. Как вдруг, — тут он в притворном ужасе воздел руки, — нас постигает несчастье. Вы поскальзываетесь и повреждаете лодыжку. Я спешу найти помощь и замечаю господина с ружьем и в сопровождении егеря. И чтоб мне провалиться, если этот господин не оказывается австрийским императором! И если вам покажется, что это прихоть случая, — продолжает Билл, вскинув бровь, — не верьте. Франц-Иосиф предпочитает хороший выстрел завтраку и пропадает в этом лесу с самого рассвета все дни, кроме воскресенья. Если нам не повезет и мы его не встретим, я отправлюсь в охотничий домик и тем или иным способом дам ему знать, что некий заграничный джентльмен, попавший в беду, околачивает его пороги. И когда выясняется, что это не кто иной, как сэр Г. Флэшмен, старый его знакомый и спаситель (ну ладно, почти) брата Макса в Мексике, император преисполняется сочувствием и с удовольствием предлагает вышеозначенному сэру и его спутнику (немецкому графу, не более и не менее) погостить в своей королевской резиденции денек-другой. И вот, дружище Гарри, — хмыкает Штарнберг, — мы становимся почетными гостями Франца-Иосифа, и если «Хольнупу» удастся при таких условиях провернуть задуманное, мне придется признать, что ребята там половчее, чем я о них думаю, не так ли?