Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

— Вернемся к нашему предложению... Вам все еще нужно время на размышления?

— А у меня есть выбор? — протянул я.

— Едва ли. Но я был бы рад, если бы вы доброй волей пошли с нами — дело благое, да еще и повеселимся!

Он хмыкнул. Проклятье, вылитый Руди — безжалостный, как сталь, и одновременно легкий, как пух.

— Ну же, Гарри, что скажете?

— Если я скажу «да», вы станете доверять мне?

— Коли поручитесь своей честью, то безусловно.

Лживый ублюдок, но это давало мне шанс до упора исполнить роль честного Флэши. Я выпрямился и посмотрел ему прямо в глаза.

— Отлично, — говорю я решительно. — Даю вам слово, но требую взамен поклясться честью, что все рассказанное вами — святая правда.

Штарнберг вскочил, как подброшенный, и с радостной улыбкой протянул руку.

— Свершилось! Клянусь! О, как здорово! Я знал, что вы не устоите! Эге, за такое обязательно стоит выпить!

Так мы и сделали. Ни один из нас ни на грош не верил другому, но делал вид, что нисколько не сомневается. Впрочем, не берусь утверждать, что Билл хоть немного не повелся, потому как я умею выглядеть чертовски убедительным, когда захочу. Осушив бокал, он похлопал меня по плечу, весь распираемый эмоциями, и препоручил заботам того краснорожего сторожевого пса. Топая под его охраной по лестнице, я слышал летящие вслед напутствия Штарнберга: «Покойной ночи, дружище! Сладких снов!»

Громила молча проводил меня в комнату, выглядевшую так, как я и предполагал: на окнах решетки, дверь, запираемая снаружи, и Кральта, сидящая на большой кровати с балдахином, облаченная в прозрачную ночную рубашку и с ожиданием во взоре.

— Скажите, что он все-таки убедил вас! — восклицает она.

— Ни на минуту, дорогая, — отвечаю я, скидывая сюртук. — Поскольку знавал его отца, и даже на миг не готов повернуться спиной к ним обоим.

Прекрасное вытянутое лицо окаменело, а когда я сел рядом, принцесса отодвинулась подальше, к подушкам.

— Нет, он не убедил меня, — продолжаю я, склоняясь к ней с улыбкой задумчивого Флэши на губах и касаясь ее волос. — Меня убедили вы. Знаете, Кральта, я парень простой и всегда был таким. Мне не всегда удается распознать ложь, когда я сталкиваюсь с ней, зато сразу чувствую, если кто-то говорит правду. — Я нежно поцеловал ее в лоб и ощутил, как она смущенно вздрогнула. — Вы откровенны, как смерть. И хотя я не силен в политике и тех грязных трюках, к которым привычны все эти государственные деятели, и даже наполовину не разобрался во всем том, что Виллем наговорил мне... Что ж, все это, если честно, не имеет значения. — С глубокой искренностью я сжал ее грудь и почувствовал, как она твердеет под моей ладонью, словно футбольный мяч. — Если вы считаете, что это благое дело... ну, этого вполне достаточно для меня.

Видели когда-нибудь плачущую лошадь? Я — нет, но мне и ни к чему, после того как я видел слезы, вытекающие из прекрасных голубых глаз и сбегающие по конской морде, и слышал ржание, вырвавшееся из раскрывшейся в радостной улыбке до самых коренных зубов пасти. Ее руки обвили мою шею.

— Ах... но все мои обманы и уловки...

— Ложь во спасение, милая, ради благой цели. Ха, я могу припомнить, как и сам поступал таким же образом, когда того требовал долг.

Я аккуратно стащил тончайшую ткань, чтобы должным образом ощутить плоть, и страстно поцеловал ее в губы. Ее рот был влажным, из него вырывались короткие всхлипы раскаяния, перешедшие в стоны, и я, дождавшись своего часа, с наслаждением приступил к заманиванию чужака в ловушку.

Ишль — милое местечко, расположенное почти на острове, омываемом с трех сторон реками Траун и Ишль, и лежащее в самом сердце одного из живописнейших в Европе ландшафтов, среди лесов, озер и гор Зальцкаммергута. Ныне городок называется Бад-Ишль, и он, насколько мне известно, числится среди квадратноголовой [897] аристократии популярным курортом, но даже тогда, в 83-м, покровительство императора сделало его модным, и там можно было обнаружить куда больше представителей высшего света, чем стоило ожидать. Они приезжали туда попить воды, пожить в уютных виллах вдоль Трауна, побродить по лесам и набережным, прогуляться по садам Нового казино и посетить еще более элегантные магазинчики и кафешки, которые расплодились тут в совершенно невообразимом количестве. Горожане выглядели солидными и зажиточными, а местные крестьяне — куда же от них денешься? — в неизменных черных портках с подтяжками, знали, похоже, свое место и придавали местности своеобразное оживление.

Которое не вполне согласовывалось с моим настроением.

Виллем, наверное, догадывался, что я так и остался при своем мнении, но смирился с необходимостью принять участие в его дьявольской затее. С другой стороны, Кральта, под ледяной личиной которой скрывалось восторженное и патриотическое сердце, к тому же весьма склонное к плотским утехам, была убеждена, что я узрел свет. Она втюрилась в меня, ей-богу, и всеми фибрами хотела верить. Это было здорово, но ни на йоту не облегчало поиск пути к бегству. Дорога от Линца не представила ни малейшего шанса: Виллем сидел под боком, четверо головорезов — в соседнем купе, а в Ишле, где мы бросили якорь в «Золотом корабле», на улочке рядом с Марктплац, они тоже ни на секунду не спускали с меня глаз. В тот первый день, когда мы устроились и вышли осмотреться в городе — прогуляться вдоль Трауна, восхититься садами казино, выпить кофейку в уютной patisserie [898], короче, убить время как подобает настоящим туристам, — Виллем вцепился в меня, как клещ, а мой краснорожий приятель постоянно держался за спиной.

Как они поступят, если я вдруг метнусь к ближайшему фараону, вопя, что меня похитили, я не знал, а проверять не хотелось. Помимо того, что Виллем вполне мог начинить меня свинцом и скрыться, я в любом случае имел несчастье оказаться иностранцем, а это всегда плохо, даже если знаешь язык. Власти не склонны верить тебе, особенно вопреки объяснениям, данным аристократического вида дамой и сопровождающим ее юнкером, да еще четверкой добропорядочных капустогрызов в жестких котелках. «Бедный кузен Гарри, он, знаете ли, англичанин, поэтому слегка чокнутый. Не волнуйтесь, констебль, в отеле у нас есть смирительная рубашка», — такую линию будут они гнуть или что-то вроде.

И где тогда окажется бедный петушок Флэши? Скорее всего, будет тем же вечером брошен на дно Трауна с привязанным к ногам мешком с углем, щедро политый сентиментальными слезами Кральты.

Поэтому я играл роль как никогда прежде: вежливо улыбался; остроумно шутил; жадно вдыхал аромат далеких гор, изображая наслаждение; подбивал Кральту прикупить чудовищную шляпу в одном из бутиков; распивал пиво с Виллемом и мирно покачивал головой, когда тот мухлевал при игре в безик [899] — сын своего отца, как пить дать; от души хохотал над выходками Фроша-тюремщика из «Fledermaus» [900], которую мы смотрели в небольшом театре вечером; отпустил за обедом замечание, что вкладом Австрии в историю человечества является, без сомнения, наука правильно готовить капусту [901]; заласкал Кральту до одурения с наступлением ночи, после чего, пристроив на своей груди ее роскошные прелести, долго лежал без сна, напрягая мозги в поисках выхода.