Эжен Шаветт - Сокровище мадам Дюбарри

Удивленная молчаливостью и неподвижностью своей спутницы, вдова подняла голову.

— Ну, племянница, — сказала она, — так-то ты учишься покупать?

Вынужденная обернуться, Елена, не желая встречаться глазами с Шарлем, склонилась над шолетскими платками, которые мнимая тетушка вертела в руках.

Удачно завершив свои покупки, вдова набрала столько вещей, что они составили порядочный груз, который она уже не решалась положить в корзину Елене.

— Оставь свой адрес, гражданка, по окончании торговли я доставлю тебе твои вещи, — сказал Шарль.

Прежде, чем Елена успела остановить ее, вдова уже сообщила свой адрес.

Окончив покупки, вдова в сопровождении мнимой племянницы дошла до деревянного щита, прибитого к столбу по приказу Пошоля.

Перед щитом шумела огромная толпа. Невидимая рука приклеила на глазах у всех рыночных посетителей и под носом у чиновников Пошоля листок, на котором было написано:

«Кто срубит изгородь для синих, будет убит в своем доме через двадцать четыре час.

…Вернувшись в свое скромное жилище вдовы, Елена почувствовала сильнейшее беспокойство. Она вспомнила жгучий взгляд Шарля, когда она оцепенела от холода и он поднял ее на руки.

В эту минуту дверь отворилась, и Елена вскрикнула.

Это был гигант Баррасен.

— Здесь ждут пакета с рынка? — спросил он.

— Да, — отвечала вдова, — вы его принесли?

— Не потрудитесь ли сойти посмотреть, который сверток принадлежит вам?

— Хорошо, иду, — отвечала вдова.

— Вы служите у этого купца? — спросила Елена, удивляясь, что гигант был на посылках у того, кого так бессовестно обворовал.

— Да, времена тяжелые и надо любыми средствами добывать свой хлеб.

— Ну так идем, — сказала вдова.

Елена поняла, что торговку старались выманить из дома под хитрым предлогом, чтобы она не стала свидетельницей встречи. Елена могла бы остановить вдову, но так как она была не из трусливых, то предпочла встретить опасность лицом к лицу.

Через две минуты, как она и предполагала, явился разносчик.

Удостоверившись, что Елена одна, он подошел к ней.

— Как вы выбрались из подземелья Генюка? — спросил он.

— Нам удалось найти запасной выход, мы видели, как вы бежали от синих.

— Через полчаса я вернулся, чтобы вас освободить, но нашел погреб пустым. Вы ушли с молодым человеком.

Елена, испугавшись за Ивона, равнодушно спросила:

— Молодой человек? Право, я не могу утверждать этого. В погребе было темно.

— Но потом вы могли определить возраст своего спутника?

— Была еще ночь.

— Ночь была довольно светлой. Меня ведь вы узнали, когда я бежал от синих!

— Мне не пришло в голову смотреть на этого человека.

— При вас Генюк сказал, что ему двадцать четыре года.

— Я не обратила на это внимания.

Шарль понял, что девушка уклонялась от этой темы. Он продолжал тем же тоном:

— Пусть так. Но за время долгого пути днем вы видели его лицо.

Елена поняла, что хитрить бесполезно, и сухо сказала:

— Да, это был молодой человек. Что дальше?

— Его имя?

— Не знаю.

Шарль пристально взглянул на нее.

— Вы его любите?

— О, подобный вопрос…

— Вы его любите? — повторил Шарль отрывисто.

Елена подумала об опасности, которую могла навлечь на Ивона.

— Нет, — твердо отвечала она.

Этот тон, казалось, успокоил разносчика, потому что он прибавил:

— Тем лучше!

Потом продолжал более мягко:

— Мадемуазель, когда ваш дедушка поручал вас мне перед взятием Савенея, я поклялся охранять вас. Я спас вас от гусар. Целую ночь я нес вас на руках, когда вы были в обмороке. Когда вы спали, я сторожил ваш сон. У Генюка я успел спасти вас, отправив в погреб. Я предпочел подвергнуться опасности, чтобы охранять вас… Как только я спасся, первая моя мысль была о вас, и я вернулся по своим следам, чтобы вас освободить…

После минутного молчания Шарль продолжал:

— Хорошо ли я поступил, делая это, мадемуазель?

— Да, — искренне призналась Елена. И все-таки она чувствовала к нему какое-то инстинктивное отвращение.

— Как вы думаете, заслуживает ли мое поведение награды?

— Мне жаль, но война отняла у меня все мое состояние.

Разносчик улыбнулся.

— О, мне нужно не золото. Я хочу другой награды.

Елена молчала.

— То, что я хочу от вас потребовать, — продолжал Шарль, — может показаться вам весьма странным…

— Говорите.

После некоторого колебания он сказал серьезно:

— Мадемуазель, я хочу располагать тремя годами вашей жизни!

При этом удивительном требовании Елена удивленно вскинула глаза.

— С какой целью? — спросила она.

— Вы не должны об этом знать. Возможно, что этот срок пройдет, а я так и не использую вас для своих целей. Тогда вы будете свободны. Но может случиться, что завтра или даже накануне последнего дня нашего договора я выставлю вам требование, которому вы обязаны подчиниться… Словом, в этот срок я по своей воле буду располагать вашей свободой… и даже буду вправе связать вас брачными узами.

— С вами, может быть? — холодно спросила она.

— О, нет! — отвечал разносчик с улыбкой. — Не со мной, потому что тогда я не отвечаю, буду ли в состоянии сдержать слово.

— Не понимаю…

— Если вы выйдете за меня замуж, то по окончании срока нашего договора я могу… нарушить его… Между тем, связанная с другим, вы получаете полную свободу, когда пробьет последний час последнего дня.

— Каким образом?

— Самым простым… став вдовой, — сказал Шарль с улыбкой.

Этот ответ бросил ее в дрожь. Она чувствовала, что негодяй хотел сделать из нее орудие какого-то ужасного замысла, и это мрачное обещание отпустить ее при помощи вдовства доказывало, что он ни в грош не ставит человеческую жизнь.

— Нет, — сказал он, — вы именно та, которая мне нужна. Я оценил вас в минуту опасности. Вы энергичны и мужественны, несмотря на ваши шестнадцать лет. Другая не будет обладать одновременно вашей смелостью и красотой, И наконец, я не буду иметь на другую тех прав, которые имею на вас.

— Какие права? — спросила Елена голосом полным гордого негодования.

— Права на вашу признательность, от которой вы не отрекаетесь, — отвечал Шарль насмешливо.

— Не могу ли я как-нибудь иначе доказать свою признательность?

— А какие другие способы в вашем распоряжений? — цинично бросил он. — Война разорила вас и лишила всего и всех. Жизнь ваша в опасности и с минуты на минуту палач может наложить на вас свою руку. Чего же я могу от вас требовать? Может быть, вашей красоты? Но я мог владеть ею третьего дня, по дороге в Бенн. Я мог бы обесчестить вас, а потом задушить. И кто бы мне помешал?

Она слушала, бледная и дрожащая.

Разносчик продолжал:

— Почему я пощадил вас? Просто мне пришло в голову, что ваша красота может послужить лучше, чем для удовлетворения минутного желания. И я был прав. Мне нужны вы, ваша красота и энергия. Поэтому я и требую трех лет вашей молодости. Согласны вы?