Эжен Шаветт - Сокровище мадам Дюбарри

— Меня преследовали после побега, мне нельзя было оставаться в Париже.

— Стоит ли игра свеч? — спросил Шарль.

— Да, речь идет о миллионах.

Шуан резко выпрямился.

— Нам надо ехать в Париж, — сказал он.

— Двоих мало. Надо, по крайней мере, человек тридцать.

— Я их найду.

— Тогда и поедем.

— Но я не знаю, где отыскать самое необходимое для моего плана…

— Что же?

— Женщину.

Шуан рассмеялся.

— А между тем это не такая уж редкая птица!

— Ту, которую надо мне, случайно не встретишь.

— Какую же тебе надо?

— Молодую, красивую, хорошо образованную, мужественную…

— И ей надо рассказать о наших планах?

— Нет, она не должна ни о чем подозревать.

Шарль с минуту размышлял.

— Есть то, что надо! — сказал он.

На рассвете шуан распустил своих людей по их хижинам. Пока он отдавал приказание, Баррасен наблюдал за ним, размышляя о будущем.

Эти размышления были прерваны рукой, опустившейся на его плечо.

— Банда сформируется ко времени ограбления Ренна, — произнес Ангелочек.

Баррасен быстро поднял голову.

— Так думают разграбить Ренн? — спросил он.

— Да, кажется, шуанство хочет заявить о себе громким делом… Мало-помалу вокруг Ренна стянутся все силы, и тогда наступит день, когда мы завладеем этим городом.

— И будем грабить? — спросил Баррасен. — Но Ренн — бедный городишко, синие ограбили его, как смогли. После них в сундуках жителей рискуешь найти одних пауков.

Ангелочек покачал головой с лукавым видом.

— Дураки эти синие! Они воображают, что завладели всем, когда буржуа говорит им: «У меня больше ничего нет». Они не умеют развязывать им языки!

— А вы воображаете, что буржуа расскажет о местах, куда зарывают мешки?

— Да, если вынудить его говорить…

— Напоив сначала?

— Нет, выспрашивать надо у хорошего огонька, куда всунуть его ноги.

— A-а…

— Главарь хорошо знает места, куда можно обратиться. Нет ни одного дома в городе, которого бы он не знал!

— Так он свободно разгуливает по городу?

— Да, благодаря хитрости, которая подтверждает его прозвище.

— А как прозвище Шарля?

— С тех пор, как он командует шайкой, его прозвали Точильщик. С помощью точильного колеса он проникает в города и подсматривает за синими.

Гигант встрепенулся. Некоторое беспокойство овладело им.

— А дележ? — спросил он. — Как его производят у Точильщика?

— Я полагаю, что на четыре части.

— Хорошо, допустим, четыре части…

— Он берет одну за саму идею…

— Это справедливо, — согласился гигант.

— Вторую он берет за то, что изучил дело.

— А-а! — произнес Баррасен с уже меньшим жаром.

— Третью он берет, как начальник.

— О-о-о!

— Что касается четвертой…

— Он ее оставляет другим, не так ли?

— Нет, не совсем. Он делит ее на две части: одну — для товарищей, а другую для себя… Вот и конец дележу!

— И это допускается? — спросил взбешенный Баррасен.

— Однажды, некто, прозванный Прытким, решил, что получил слишком малую долю и стал требовать еще…

— И что же?

— Пуля в лоб…

— Ангелочек! — послышался голос Точильщика.

Ангелочек бросился на зов.

— Ты отправляешься в гостиницу Нуаро, откуда мы привели этого дылду. Возьми там телегу и поезжай в ней на площадь Рынка.

Отпустив Ангелочка, шуан направился к Баррасену, бормоча себе под нос:

— С тобой, скотина, я не буду ждать часа дележа, когда миллионы будут в моих руках.

В свою очередь гигант, глядя на приближающегося Точильщика, ворчал:

— Ты, малютка, не облизывайся заранее на сокровища Дюбарри. У тебя слишком прожорливый аппетит.

— Баррасен, мы идем в Ренн, — заявил Шарль.

— Зачем?

— Отыскивать нашу женщину.

— Думаю, это непросто…

— Что ты скажешь о той, которую видел у Генюка?

— Ничего не скажешь, лакомый кусочек!

Низкорослый, щуплый, с похотливым выражением глаз и тонкими губами — вот портрет Жана Буэ.

Несмотря на внешнее спокойствие, вдова, вводя под свой кров такого гостя, внутренне замирала от ужаса. Страх несчастной женщины был вызван той репутацией, которую Жан Буэ приобрел себе в Ренне. Город трепетал перед этим президентом своего революционного судилища.

Будучи правой рукой кровожадного проконсула Пошоля, этот экс-патер оставил свое духовное звание, столь оскверненное им, и предался чудовищным излишествам жестокости и сладострастия. Оказывала ли женщина склонность к этому отвратительному сатиру или нет — результат был один. Окончательной развязкой страсти Буэ к женщине был эшафот для бедняжки.

Лишь только Жан Буэ вошел в лавочку, как направился в тот угол, где стояла Елена, и бросил на нее пристальный взгляд.

При виде этого гнусного лица, на котором необузданный порок оставил свою печать, холод пробежал по телу девушки, и она пробормотала:

— Матерь Божья, защити меня!

С минуту Буэ рассматривал прекрасное создание. Звериная страсть закипала в нем. Он обратился к лавочнице с вкрадчивым вопросом:

— Как же это так, гражданка Бюжар? Ты до сих пор мне ничего не говорила об этой восхитительной девушке. Сегодня утром я впервые увидел ее на рыночной площади…

— Моя племянница только что приехала в Ренн, гражданин президент.

— Так это твоя племянница?

Чтобы избежать взгляда Буэ, Елена принялась приводить в порядок кипы товаров. Она была одета на манер бретонских крестьянок; короткие рукава платья только вверху закрывали ее руки, Буэ протянул к ней руку. Елена рванулась в сторону с неодолимым отвращением. Она бы дала пощечину бесстыдному нахалу, если бы дрожащая от страха лавочница не подала ей знак, чтобы она вела себя благоразумнее.

— Ого, — произнес судья, — посмотри-ка, Бюжар, какая она недотрога, твоя племянница!

— Ах, гражданин президент! Она еще немного дика… но она исправится…

— Скажи лучше, что ее исправят. Жаль, если красавица останется дикаркой, — цинично произнес Буэ.

Обе женщины обменялись взглядами, полными отчаяния.

— Откуда же приехала твоя племянница? — спросил судья, продолжая жадно разглядывать девушку.

— Она приехала из Пуансе, гражданин президент. Шуаны убили ее родителей, истинных республиканцев. Я приняла к себе сироту в надежде, что помогу ей пристроиться куда-нибудь…

Произнеся эту фразу, вдова спохватилась, но было поздно.

— А, ты хочешь ее пристроить? Так я возьму на себя эту обязанность, — подхватил Буэ.

У вдовы отнялся язык.

— Я предложу ей превосходное место. Работы там немного… Это место надсмотрщицы за домашней прислугой. Это довольно легкая обязанность — не правда ли?

— Да, да! — пробормотала вдова, которая уже поняла, на что намекал судья.

— Ну, раз ты согласна со мной, я сегодня же беру с собой эту девушку. Ты, вероятно, догадываешься, что я хочу пристроить ее в своем доме?