Юдифь Готье - Завоевание рая

Я слишком хорошо знаю доброту твоего сердца, чтобы не быть уверенным, что ты сделаешь невозможное, чтобы устроить мне свидание. Можешь ли ты сделать еще больше? Я не смею ни надеяться, ни просить тебя об этом.

Я прибуду через несколько минут после моего письма. Пусть посланный, который принесет твой ответ, проведет меня к тебе, не теряя ни минуты. Увы! Я не могу урвать у моих обязанностей больше часа».

Лила прикинулась, что приняла за гнев бледность и волнение царицы, и бросилась к ее ногам с умоляющим видом.

— Ах, прости! — воскликнула она. — Я не могла устоять против его просьбы; не получив твоего разрешения, я уступила неотразимому влечению моего сердца.

— Что же ты сделала?

— Я сделала то, о чем он просил меня: я приказала посланному провести его ко мне, в нескольких шагах отсюда.

— Сюда! Он придет сюда!

Царица невольно поднесла руку к сердцу, чтобы удержать его беспорядочное биение.

— Какая опасность! — прибавила она.

— Никто его не увидит, — возразила Лила. — Я велела посланному провести его окольными тропинками; и он останется, увы, так мало, что не успеют узнать о его присутствии.

— Ну хорошо, иди! — сказала Урваси с лихорадочной поспешностью. — Я не хочу, чтобы ты потеряла хотя одну из этих столь дорогих тебе минут. Может быть, он уже там.

— Нет еще: мой посланный должен предупредить меня, подражая крику майны, как только он придет.

В рощице азок были устроены вокруг дерновые скамейки, усыпанные лепестками. Царица опустилась на одну из них, как бы охваченная непреодолимой усталостью. Лила опустилась перед ней на колени и обвила ее стан руками.

— Ты добрая, — сказала она. — Ты не бранишь меня, ты не хочешь, чтобы моя радость была отравлена горечью. Но умоляю тебя, будь еще милосерднее. Посмотри, как Кама-Дэва, которого называют таким жестоким, сострадателен к ранам, которые он наносит: по одному желанию моей молитвы, прежде даже, чем жертва была у его ног, он услышал мое самое дорогое желание. Поступи, как он: царица может брать пример с бога. Пусть твое присутствие будет живительной росой для того, кто по твоей вине сгорает, охваченный пламенем.

— Увидеть его снова, после того, что произошло? Это невозможно! — сказала Урваси, вставая.

— Позволь ему, по крайней мере, издали посмотреть на тебя; дай ему это счастье, в котором ты не отказываешь последнему из твоих подданных.

— Нет, нет, наоборот, я должна удалиться.

— Если ты уйдешь, я принуждена буду следовать за тобой, — сказала печально Лила. — А тогда — прощай мое счастье.

Царица опять села, улыбаясь.

— Так я должна остаться, чтобы покровительствовать твоей любви? — сказала она.

— Ах, благодарю, мой божественный друг! — вскричала принцесса, бросаясь в объятия Урваси. — Как это возможно, чтобы ты, с таким нежным сердцем, заставляла так страдать?

— Ну, хорошо, пусть он меня увидит, — сказала она, вся дрожа. — Но только пусть не приближается ко мне. Иди, иди скорей, вот поет майна.

«Она услышала пение раньше меня», — подумала Лила, бросаясь вон из рощи.

Маркиз приехал верхом, следуя через лес за своим проводником по самым узеньким тропинкам. Он подвигался, очарованный этим блеском весны, этим чудесным расцветом. Увидя Лилу, которая поспешно пробиралась через лианы и ветви, сложив свои обнаженные руки в виде щита, он быстро и грациозно спрыгнул на землю и побежал ей навстречу.

— Мне кажется, что я двигаюсь во сне! — вскричал он. — Вам именно нужен был этот рай цветов. Но что я вижу! Моя дорогая принцесса следует французской моде: ее волосы напудрены белыми лепестками!

Он смотрел на нее счастливым и нежным взглядом, держа ее за кончики пальцев. А она стояла, потупив взор, вся запыхавшаяся от быстрой ходьбы, изумленная робостью, которая мешала ей говорить.

Он заговорил, с любовью поцеловав ее руки:

— Возможно ли то, что ты мне пишешь? Если бы ты знала, как полно мое сердце благодарности от радости, которую ты расточаешь мне. Скажи мне, что же я сделал, чтоб заслужить такую нежную дружбу столь восхитительного существа, как ты?

— Ты ничего не сделал, — ответила, улыбаясь, Лила. — Дружба так же необъяснима, как и любовь; и я не нуждаюсь в награде, так как видеть тебя счастливым доставляет мне удовольствие. Но скажи мне, отчего ты не говоришь о единственной вещи, которая наполняет твои думы?

— Я жду, пока ты разрешишь мне.

— А я медлила, чтобы сохранить свою власть. В отсутствие солнца и звезда, в которой оно отражается, кажется прекрасной; но когда является само светило, ее даже не замечают. Так и ты не захочешь оставаться со мной, когда я скажу тебе то, о чем умалчивала до сих пор.

— Что же это такое? — спросил он, и глаза его загорелись надеждой.

— То, что царица находится в нескольких шагах отсюда и разрешает тебе увидеть ее на минуту.

— Она согласилась! Ах, это первая милость, которую она оказывает мне без принуждения.

— Ах, как ты пугаешь меня своей внезапной бледностью! Можно подумать, что жизнь оставляет тебя, — вскричала Лила, невольно хватая молодого человека за руку.

— Видишь ли, мне придется умереть от этой любви: так сильны ее радости и огорчения. Но сегодня она даст мне жизнь. Веди меня к ней, умоляю тебя.

Оставшись одна, Урваси испугалась охватившего ее волнения, которого она никак не могла победить. Рой мыслей толпился в ее голове: в ее воображении быстро промелькнула вся ее жизнь, наполненная исключительно этим человеком со времени охоты, когда она чуть было не погибла. Ненависть, презрение, убийственные намерения, тревога — он, всегда он был их предметом.

— К чему пытаться обманывать себя? — говорила она сама себе. — Я погибла, в этом нет никакого сомнения. Осквернение проникло в мою душу, больше нет средства, и он знает это; он знает тайну, которую я заглушаю в своем сердце и которой он никогда не должен бы знать. Ах! Зачем непреоборимое безумие бросило меня в его объятия тогда, когда я думала, что он умрет? А он живет, он здесь! Я позволила ему увидеть меня. Но он угадает, что я так же жажду, как и стыжусь этого поцелуя, который жжет меня днем и ночью. Нет, это невозможно: я не хочу, чтобы он видел меня!

Она поднялась, чтобы убежать, и сделала несколько шагов бегом; но ветви раздвинулись перед ней — и молодой человек появился так близко, что она могла бы задеть его.

Она чуть не вскрикнула и немного отступила назад, полная удивления, что на нее вдруг нашло спокойствие и ей стало так хорошо; странная сладость сменила волнение.

Неподвижный, затаив дыхание, он любовался ею в страстном упоении, с ненасытным счастьем.

Она была смущена этим безмолвным созерцанием и хотела удержать свое покрывало, до того тонкое, что оно колебалось, несмотря на отсутствие ветра, и временами закрывало ей лицо. Покоившийся на ней магнетический взгляд неотразимо притягивал к себе ее взоры. Она не была больше в состоянии бороться и, быстро решившись, подняла голову с вызывающим взглядом.