Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

— Мы переживаем один из таких периодов, — заметила с волнением Луиза. — Не говоря уже о высшем обществе, даже в семьях немецких бюргеров супружеская верность стала редкостью. Меня особенно поражает в этих случаях легкомыслие женщин, быть может, потому, что мы вообще относимся снисходительнее к мужу, который изменяет своей жене.

— Это вполне естественно! — сказал Герман. — Супружеская верность только в мужчине составляет добродетель, в женщине она — нормальное явление.

— Я не понимаю в чем заключается это различие, — возразил Гейстер.

— Прошу извинения, если буду называть вещи своими именами, — продолжал Герман, — но для меня это различие вполне ясно. Мужчина по своей организации более склонен к половому развлечению, чем женщина, и в нем сильнее потребность перемены, ему нужно бороться с собой, чтобы преодолеть свою природу. Поэтому супружеская верность с его стороны — добродетель, а в женщине — нормальное явление. Ее назначение — воспринять и взлелеять зародыши жизни, и всякая честная, нравственно не испорченная женщина инстинктивно отклоняет от себя все то, что может помешать росту медленно развивающегося человеческого существа. Ей не приходится насиловать свою природу, а только ограждать себя от внешних соблазнов. Когда женщина изменяет мужу, то она совершает преступление не только против нравственности, но и против своей природы, и заслуживает полного презрения. Отступая от своих обязанностей, она нарушает святость семейного очага, является каким-то выродком, вредным для общества!..

Резкий приговор Германа смутил Лину и остальных дам; одна Луиза Рейхардт сохранила прежнее спокойствие, видимо, довольная своим молодым приятелем.

Гейстер подошел к Герману и, взяв под руку, увел с собой в кабинет, а затем неожиданно обнял его с порывистой нежностью, которая совершенно не соответствовала его обычному сдержанному обращению.

— Что с тобой, Людвиг? — спросил с удивлением Герман. — Что случилось?

Гейстер ласково взглянул на него и ответил взволнованным голосом:

— Если ты понимаешь то, что я чувствую в эту минуту, то всякие объяснения будут лишними, если нет — тем лучше для тебя! — С этими словами он еще раз обнял Германа и, пожимая ему руку, сказал: — Мы останемся навсегда друзьями! Я доверяю тебе, как родному брату…

Гейстер не договорил своей мысли и вышел из кабинета, чтобы присоединиться к остальному обществу. Герман последовал его примеру.

Несколько дней спустя Герман получил приглашение на свадьбу Морио, и невольно улыбнулся, вспомнив, как он намеревался смутить Адель своим появлением и заставить ее отказаться от необдуманного брака. Теперь его занимала мысль, какое впечатление произведет на него Адель в белом подвенечном наряде, и в состоянии ли он будет выдержать свою роль насколько этого требовали приличия большого света, о котором он думал с некоторым трепетом. Не раз приходило ему в голову, что он может не присутствовать на свадьбе и избавить себя от тягостного испытания, но его удерживал совет обер-гофмейстерины: «не отвергать любезностей Морио, ради Адели». Бюлов, со своей стороны, также стал уговаривать его не отказываться от почетного приглашения, когда об этом зашел разговор за ужином, на котором никого не было из посторонних, кроме Провансаля.

— Насколько мне известно, — добавил Бюлов, — общество будет довольно разнообразное. Между прочим, приглашено несколько дам, которые вовсе не принадлежат к высшему обществу, так что трудно сказать, чем руководствовались при выборе гостей!

Улыбка, которая сопровождала эти слова, ясно показывала, что для него лично тут не было ничего загадочного.

Приглашения были разосланы Маренвиллем, которому король поручил устроить свадебное пиршество для своего военного министра и бывшего адъютанта. При этом Маренвилль должен был представить его величеству нескольких молодых дам, из которых бы он мог выбрать жену для будущего префекта своего загородного дворца, Ваберна. Один из приглашенных молодых людей предназначался в мужья Сесили Геберти, племянницы министра юстиции и тайной любовницы короля. О Германе не могло быть и речи, потому что Маренвилль не слыхал о его существовании. Но сам Морио, зная, что выбор лиц, приглашенных на его свадьбу, не отличается особенной строгостью, воспользовался случаем, чтобы оказать любезность молодому человеку, перед которым чувствовал себя в долгу за немецкие уроки, тем более что не мог предложить ему денежное вознаграждение.

Бракосочетание было торжественно совершено архиепископом в католической церкви. Затем следовал королевский праздник, устроенный в саду, чему благоприятствовал теплый июльский вечер. Кругом были расставлены войска, что было сделано во избежание наплыва посторонней публики, но еще более для того, чтобы оказать почет военному министру.

Новобрачные принимали поздравления в богато убранной палатке. Герман подошел вместе с другими гостями, приехавшими в одно время с ним, и заметил, что Адель смутилась, увидя его. Она, краснея, ответила на его поклон, затем торопливо отвернулась к молодой даме, сидевшей рядом с ней, но Морио с торжествующим видом принял его поздравления и сказал, улыбаясь:

— Mersi, monsieur le professeur!

Быстро пролетела минута, которую Герман ожидал с таким трепетом; все показалось ему таким пошлым и нелепым, что он едва не расхохотался; но боязнь обратить на себя общее внимание заставила его овладеть собой. В конце аллеи он встретил Бюлова, который шел под руку с женой, и вернулся вместе с ними, чтобы еще раз взглянуть на новобрачных.

Морио был в богатом мундире лейб-гвардейского полка, шефом которого он был только что назначен; на Адели было белое атласное платье, затканное серебром и убранное золотым кружевом и драгоценными камнями. Ее пышный наряд, выписанный из Парижа, занимал всех дам; одна баронесса Бюлов не обратила на него никакого внимания и задумчиво следила за выражением лица Адели.

Когда они отошли от толпы, баронесса сказала вполголоса мужу:

— Заметил ли ты, Виктор, какое бледное и печальное лицо у новобрачной? Я уверена, что ее мучит какое-нибудь затаенное горе…

— Может быть, — ответил Бюлов, — только я ничего не заметил. Но говори тише и успокойся! Ты слишком взволнована, посмотри, какие у всех сияющие и довольные физиономии; генеральша Сала с удивлением смотрит на тебя!

— Не знаете ли вы, баронесса, кто эта молодая дама, которая сидит рядом с генеральшей Морио? — спросил Герман, который отчасти слышал ответ Бюлова и не мог понять, о ком идет речь.

— Это графиня Гарденберг, бывшая фрейлина прусской королевы Луизы, — сказала баронесса. — Она приехала сюда из Кенигсберга, но с какою целью, неизвестно…