Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

Герман вышел из дома Симеона в несколько возбужденном состоянии. Хотя он не придавал большого значения светским любезностям, но общее впечатление было крайне приятное; ему оказали самый теплый прием, и он сам был доволен своими ответами и непринужденной манерой держать себя.

Вечер, проведенный им у Симеонов, окончательно убедил его в справедливости сделанного им наблюдения, что некоторые личности действуют парализующим образом на присутствующих, другие — наоборот. В этом отношении общество Сесили и Маренвилля повлияло особенно благотворно на него. Любимец короля понравился ему своей привлекательной наружностью и смелыми, свободными манерами. Он завидовал его беззаботной веселости и припомнил где-то прочитанную мысль, что житейская мудрость состоит в том, чтобы равнодушно относиться ко всякой перемене обстоятельств и ничему не придавать серьезного значения.

Совсем другое впечатление произвела на него Сесиль Геберти. Ему казалось, что с ней связана какая-то скрытая тайна и что все в одинаковой степени испытывают обаяние ее красоты. Она почти все время молчала и только по выражению глаз можно было видеть, что разговор интересует ее. Когда она встала и прошла по комнате, то его особенно поразила своеобразная грация ее походки. Образ Лины бледнел в присутствии красивой француженки; сравнивая их обеих, он живо чувствовал, что Сесиль не только нравится ему, но может очаровать его. Она была для него живой загадкой, которую он хотел разгадать, чтобы избавиться от неопределенного, но в то же время мучительного беспокойства.

Он решил не говорить Лине о том впечатлении, какое произвела на него таинственная красавица, из опасения, что она не поймет его и опять будет уговаривать жениться. Сознание, что он совершенно не знает ее с нравственной стороны, доставляло ему своего рода удовольствие. «Сесиль по своему общественному положению недоступна для меня, — думал он, — и я не женюсь до тех пор, пока не найду девушки, которая имела бы хотя половину достоинств моей Лины…»

На свете бывают любимцы судьбы и горемыки, но это общеизвестное явление остается неразрешимой загадкой. Кто может сказать, почему поток жизни, текущий в силу вечных, неизменных законов, везде настигнет человека, обреченного на гибель, и тянет ко дну, а других людей, при всей их беззаботности, доносит до цели их желаний и раньше, нежели они предполагали? Принято это называть счастьем или случаем, который таким образом играет роль какого-то мифического существа, действующего произвольно.

Между тем, над этим вопросом стоило бы задуматься и сделать попытку исследовать его. Быть может, задатки счастья заключаются в прирожденных свойствах человека и высшем инстинкте, благодаря которому, он умеет приноровиться к условиям жизни и уловить моменты взлета и падения.

Герман сознавал, что многое дается ему легче, чем другим людям, и что он не столько обязан этим своим заслугам, сколько милости судьбы. Даже Луиза Рейхардт высказала ему это по поводу удачного завершения его истории с Берканьи. То же повторил, хотя в других выражениях, подполковник Эммерих, и укрепил его веру в собственное счастье. При этом условии люди смелее относятся к жизни, между тем как постоянное несчастье и неудачи ослабляют их волю и парализуют способности. Герман, рассчитывая всего более на благоприятную судьбу, испытывал такое душевное спокойствие, что не хотел нарушать его напрасными размышлениями.

Ту же игру случая видел он вокруг себя. Он был в резиденции молодого короля, которого слепое счастье возвело на престол из купеческой семьи и который, смеясь, носил пурпурную мантию и искал в жизни одни наслаждения. Такие же авантюристы окружали его и пользовались не только одинаковыми, но еще большими правами, нежели гордое местное дворянство. Вместе с тем и тихий Кассель, малоизвестный при курфюрстах, сделался резиденцией блестящего двора. Хотя весь церемониал его был составлен по шаблону, присланному из Парижа, но все-таки этикет соблюдался довольно строго и служил кулисами, за которыми разыгрывались всякие комедии и водевили.

Отец Германа, при своем знании света и людей, не колеблясь, отправил сына искать счастья в столицу возникающего государства в надежде, что он здесь легче пробьет себе дорогу, чем где-либо. Он не боялся, что сын собьется с пути. Зная характер и нравственные правила Германа, он был уверен, что, если сердце и фантазия заставят его перейти границы благоразумия, то все-таки он не в состоянии будет погрязнуть в грубом реализме или отрешиться от своих идеалов.

Неделя прошла незаметно для Германа среди утренних занятий и вечеров, проводимых в обществе, но для Рейхардтов это было временем тяжелых забот и беспокойства. Капельмейстер должен был устроить разные дела, касающиеся его должности, и усиленно заняться приготовлениями к поездке. Наконец все было окончено, вещи уложены, и Рейхардт, сделав визиты, решил устроить прощальный музыкальный вечер для своих друзей.

Герман пришел раньше всех. Луиза тотчас же увела его в свою комнату под предлогом, что хочет дать некоторые поручения, которые ему придется выполнить после ее отъезда.

— Какие поручения, Луиза? — спросил Герман, проходя вслед за ней по коридору. — Разве мы расстаемся надолго?

Она ничего не ответила и, войдя в свою комнату, пригласила его сесть рядом с собой на диване.

— Я позвала вас сюда, Герман, чтобы проститься с вами наедине, хотя не думаю, чтобы наша разлука была особенно продолжительна. Но кто может сказать, при каких обстоятельствах мы опять встретимся с вами… Я провожу отца до Гибихенштейна, не доезжая Галле. Вы, вероятно, бывали в этой живописной местности? Стефенс писал, что наше имение сильно пострадало от войны, но, быть может, мне удастся кое-что поправить в доме, чтобы мы могли поселиться в нем с матерью до зимы, а к этому времени отец, вероятно, вернется из своего путешествия.

Луиза говорила таким печальным тоном, что Герман с беспокойством взглянул на нее.

— Что с вами, дорогая моя? — спросил он. — В тот вечер, когда я со свадьбы Морио явился к вам по поручению барона Рейнгарда, мне и в голову не приходило, что сообщенная мной новость может огорчить вас. Я понял из слов ваших друзей, что дело заключается в том, чтобы спасти вашего отца от серьезной опасности и во что бы то ни стало убедить его не отказываться от предлагаемого ему путешествия. Поэтому я с радостью взялся исполнить возложенное на меня поручение, не ожидая, что выйдет из этого… Я не говорю о себе и о том, как мне тяжело расстаться с вами! Никогда не забуду я того дружеского участия, с каким вы отнеслись ко мне по приезде моем в Кассель, и тех приятных вечеров, какие я проводил у вас! Вы первые приютили меня в чужом городе, ваши дружеские советы, Луиза, не раз спасали меня, но чем выразил я вам свою благодарность!..