Мармадьюк Маллоу - Универсальный саквояж миссис Фокс

Он попал в гарем.

Это был единственный котик, которого удалось застрелить экипажу. Остальных и след простыл. Лицо старшего помощника было страшным. Выругавшись сквозь зубы, он сделал обоим знак подойти.

Леди и джентльмены, не волнуйтесь. Не слишком удобно убивать под гогот команды, когда жертва с зажмуренными глазами и втянутой в плечи головой подтягивает сползающие штаны.

И искатели приключений отправились на борт – мыть гальюны. Уточним для полноты картины: неделю мыть гальюны на всем судне.

– Бросьте в меня камень, – говорил компаньону М.Р. Маллоу, – если это не приключение! Настоящее приключение!

Легко ему было говорить: камни-то все посыпались на Д.Э. Он первый рванул вперед. Капитану в голову прийти не могло, что юнга поскакал следом не для того, чтобы остановить этого дурака. Но мистер Саммерс мужественно выслушал все, что ему сказали, и начал врать. Врал он профессионально. Как раз то, что надо людям, которые считают вас дураком. Сказал, что оба пошли вперед и сдуру решили, что заблудились, – потому и побежали, завидев приближающихся товарищей. Про котиков не подумали – решили, что безобидные. Добавил специально для стоявшего рядом Хэннена, что помочи – ну надо же, как невовремя! – сами истерлись у пуговиц. И немедленно подвязал штаны куском линя.

Теперь первый помощник вполне мог счесть палубного более подходящим для трепки.

Но Хэннен постоял со сложенными на груди руками, тяжелым взглядом оглядел Джейка, сплюнул и ушел.

– Скоро мы смоемся, – бубнил каютный. – Совсем скоро.

Компаньон только вздохнул. В понятии Д.Э. «скоро» всегда означало (да и сейчас означает) «через час-два», «после обеда», «вечером», «завтра», или, на крайний случай, «во вторник». Все остальное мистер Саммерс относил (и сейчас относит) ко времени отдаленному и называл (да и называет) «черт знает, когда», «придет время, и…», а то и вообще: «когда-нибудь».

На лед ложились розовые тени.

Китобой неторопливо проплывал между гигантскими, кажущимися бесконечными, голубеющими от солнца ледяными скалами.

Изо дня в день искатели приключений наблюдали снега и льды: застывшую хрустальную пену, зубцы, башни, слоистые заломы, похожие на лабиринт. Снежную пыль густо расшвыривал ветер. Лед синел, белел, сиял, сливаясь с небом голубизной, то вдруг угрожающе темнел. Все вперед и вперед, все только льды, снега и скалы.

В феврале и солнца не было. Единственным событием за целую неделю был второй айсберг. Компаньоны задрали головы, силясь рассмотреть верхушку ледяной глыбы. Айсберг в этот раз не сиял сахарной белизной, а грозно синел трещинами: таял. У самого основания вымыло волнами здоровый кусок, и там образовалось нечто вроде пещеры бутылочного цвета, обвешанной по краям сосульками.

– Дворец ледяного тролля, – сказал о нем Дюк.

Маленький, тощий, с торчащими из отросших волос замерзшими ушами и длинным, посиневшим от холода носом, он сам был еще тот ледяной тролль. Джейк, в свою очередь, смахивал на золотоискателя-неудачника: мрачный, плечистый, длиннорукий оборванец в огромном свитере под потертой штормовкой.

Три недели прошли медленно и скучно, как болезнь. Постепенно, хоть в воде и попадался еще полупрозрачный, тающий лед, а никакой суши на горизонте не попадалось, становилось понятно: Южный полюс остается позади. Было по-прежнему ветрено, но ветер этот был уже другим, не колючим, а сырым, как это бывает на суше с приближением весны.

Еще через несколько дней воздух уже отчетливо сделался теплее, мягче, а вода в океане стала зеленой.

Однажды вышедший на утреннюю вахту Д.Э. Саммерс так и застыл со шваброй в руках: из серой утренней дымки показалась слабая голубая полоска на горизонте. Океан всплескивал у носа судна: китобой двигался в ту сторону.

Земля? Земля!

Еле-еле дотянув до обеда, искатель приключений маялся у главного люка. Появившийся М.Р. сначала дождался, когда компаньон заметит длинную тень на палубе. А когда тот обернулся, негромко произнес:

– Курс на Кейптаун, сэр.

И затряс Д.Э. за рукав:

– Стоянка, в порту, дня три! Сэр!

– Будь начеку и держи нос по ветру, – у Д.Э. сел голос. – Смоемся, как только сойдем на берег.

Столовая гора, похожая на стену, и острая вершина Львиного замка хмуро приветствовали взмокших, несмотря на прибрежный ветер, моряков.

«Матильда», проведшая в море без малого год, нуждалась в ремонте.

Кейптаун оказался не экзотическим. Город как город – с широкими улицами, с деревянными и каменными домами, с одетыми по-европейски прохожими, которых было чуть не больше, чем местных, экипажами и даже автомобилями.

– Ну, а чего бы ты хотел? – пожал плечами Дюк. – Это же Англия.

Оба стояли перед витриной кондитерской. М.Р., любознательно смотревший на горку «корзиночек» и соображавший, какой помадки ему больше хочется: с шоколадом или с ромом, не смог отказать себе в удовольствии полюбоваться, как меняется в лице компаньон.

– Как – Англия? Я думал, Кейптаун в Африке… Мы что, не в Африке?

Дюк ужасно смеялся.

– Ох, сэр, – он утер глаза, – ну, вы даете.

– Нет, ну а что… – пробормотал Джейк. – Я правда думал, что в Африке.

– Ну, конечно, в Африке! – утешил М.Р. – Но принадлежит-то территория Британии! Темная вы, невежественная личность! Ладно, пошли.

Он взял свой сундук половчее и пошел брать кондитерскую на абордаж.

Помадки в небольшого М.Р. влезло что-то много, гораздо больше, чем помещалось на самом деле. Это обстоятельство выяснилось вечером, когда двое джентльменов подошли к в бару гостиницы с африканским названием «Мисс Лили». Вывеска заведения изображала прекрасную лицом пышную даму в желтом парике, почему-то наполеоновской треуголке и шинели нараспашку. Джейк любовался на нее, дожидаясь компаньона. А как вошли – нос к носу столкнулись к Коуэном.

В «Мисс Лили». М.Р. Маллоу попробовал эль. Который ему тоже понравился, и которого было еще больше.

Д.Э. Саммерс держал фасон с единственным стаканом черного ямайского рома, который надеялся потихоньку вылить. Но какой-то старый матрос так уважительно крякнул, глядя на него, что Д.Э. собрался с духом и выпил залпом.

Потом Дюк уговорил насчет эля и его тоже: он вообще мертвого уговорит.

К Дюку присоединился Коуэн. Он еще раньше объяснил М.Р., что будучи ирландцем, грешно не пить пива. Да еще такого доброго пива. А разве может ирландец не выпить пива с другим ирландцем? То, что Дюк ирландец, как он сам выразился, только частично, не произвело на старикана впечатления. Всякий, в ком есть хоть капля ирландской крови, говорил он, – ирландец, и все тут. Совершенно понятно поэтому, что грех не пить пива, будучи другом ирландца. Даже, если сам ты и не ирландец.