Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Турецкий музыкант

Чтобы окрасить лютню прозрачным слоем краски цвета густого яичного желтка, Мартиненго покупал марену – Rubia tinctorum – в виде корня, каждый кусочек толщиной с карандаш, хотя бывали куски и гораздо длиннее. Корни растут такими длинными и так быстро, что, например, в Голландии XVII века, когда голландцы были европейскими лидерами по производству марены, существовал закон, согласно которому фермеры на мелиорированных землях были обязаны собирать урожай корней марены каждые два года, иначе корни слишком глубоко прорастали в дамбы и могли привести к наводнению. Мастер высушивал корень на солнце, что придавало краске богатый оттенок, которого никогда не могли добиться от североевропейской марены, высушиваемой в темноте сушилен, а затем растирал его пестиком в ступке. Поначалу пестик сдирал поверхностный слой – это самая дешевая марена, затем снималась марена среднего качества, и лишь затем дело доходило до сердцевины корня марены, самой лучшей части, порошок из которой голландцы называли «крап», а англичане переделали в «кроп» (crop).

Большинство современных художников были бы озадачены, обнаружив марену в главе, посвященной оранжевому цвету, ведь для художников марена обычно означает ярко-розовую краску. Однако если красильщики поместят белую шерсть в красильную ванну с мареной и небольшим количеством квасцов, необходимых для закрепления краски, то получится яркий цвет рыжих волос. Помню, на выставке в Нью-Йорке, посвященной увлечению Фрэнка Ллойда Райта Японией [130] Frank Lloyd Wright and the Art of Japan. Японское общество, Нью-Йорк, март 2001 года. , я видела фрагменты старинного японского халата. Они были найдены «скомканными и грязными, как тряпки для мытья посуды в старом чемодане» через два десятилетия после смерти архитектора. Марена, окрасившая ткань в XVII веке, по большей части выцвела до коричневого цвета, но кое-где по краям, там, куда никогда не попадали лучи солнца, можно было увидеть, как когда-то выглядела эта ткань. Она была ярко-оранжевой, яркой, как осенние листья.

Метод превращения марены в розовую краску с помощью фильтрации под давлением был изобретен красковаром Джорджем Филдом в начале XIX века, и сегодня в компании Winsor & Newton делают практически то же самое. Посетив их фабрику в Харроу, я обнаружила, что «зал марены» на самом деле следовало бы назвать «мареновым сараем»: он был огромным, а все его пространство было забрызгано розовой краской. Она была слишком приятной, чтобы это напоминало сцену резни, хотя, если бы она оказалась темнее, впечатление было бы именно таким. Вместо этого возникало ощущение, что мы провалились сквозь зеркало в гримерной и оказались в коробке с театральной пудрой.

Даже сегодня, несмотря на механизацию, процесс занимает чрезвычайно много времени. С момента прибытия груза из Ирана до того дня, когда тюбики краски с надписью «Аутентичная марена розовая» покидают фабрику, проходит более трех месяцев. «Когда художники жалуются на слишком, по их мнению, высокую цену, я говорю им – вам повезло, что вы не живете двести лет назад, когда вам пришлось бы самостоятельно чистить корень, раздавливать его и выделять необходимую смолу», – сказала Джоан Джойс, которая много лет была гидом на фабрике по производству красок. Я с сомнением посмотрела на огромный двухэтажный аппарат, деловито дробящий, варящий, смешивающий, сушащий и прессующий корень, и подумала, легко ли было готовить марену дома. Согласно биографу Филда Джону Гейджу, красковар, возможно, вдохновлялся открытой в XVII веке Уильямом Харви системой кровообращения, так что в зале Филда было полно трубок, насосов и механического пульсирующего звука мотора [131] Гейдж, George Field and His Circle, стр. 29. .

Вкратце процесс Филда включает промывку измельченных корней в дубовых бочках, затем смешивание красителя с квасцами и водой до тех пор, пока жидкость не станет похожей на арбузный сок с плавающей сверху пеной. Затем в течение пяти дней ее сливают через тонкое льняное полотно, после чего получается нечто, напоминающее самый роскошный крем для лица: масса настолько шелковистая, что едва осязаема. Затем из этой массы при помощи патентованного деревянного пресса Филда выжимается вода, а сухой остаток отправляется в печь. При этом смесь ни в коем случае не должна соприкоснуться с каким-либо металлом, так как в результате реакции с ним изменится ее окончательный цвет. Изготовители музыкальных инструментов в основном следовали тому же рецепту – хотя в XV веке создание краски происходило в маленьких стеклянных колбах, медленно нагревавшхся на огне в течение нескольких дней. Возможно, кое-кто даже считал этих мастеров алхимиками, придумывающими странные рецепты, чтобы превратить обычную древесину в золото.

«А можно я посмотрю, что там, наверху?» – спросила я, заинтригованная увиденными котлами и бочками. «Извините, но это секрет», – последовал дружелюбный, но твердый ответ. Любопытно, что даже сегодня, когда так много информации находится в открытом доступе, крупный производитель красок способен хранить рецепт старомодной краски.

И в Турции Мартиненго тоже сказали бы «извините, но это секрет», если бы он попросил показать процесс получения сияющей оранжево-красной краски, которую видел на коврах Константинополя. Хотя, скорее всего, османские красильщики были бы менее вежливы, ведь секрет получения «турецкой красной краски» был одним из самых тщательно хранимых секретов мира красок, и европейским красильщикам потребовалось несколько столетий подкупа, переговоров и, без сомнения, шпионажа, чтобы раскрыть его. В какой-то момент в начале XVIII века молодой химик по имени Анри-Луи Дюамель дю Монсо приблизился к разгадке, обнаружив, что, когда он кормил голубей мареной, их кости становились красными: это согласовывалось с теорией, что именно кальций удерживает цвет. Но первыми в 1730-х годах секрет разгадали голландцы, а французы оказались вторыми – они смогли получить краску из марены только в 1747 году [132] Французские суконщики наняли нескольких греков из Салоник, чтобы те помогли им с рецептом. Салоники со времен Мартиненго были крупным центром крашения и производства тканей: сефарды часто селились там и открывали свои предприятия. . Англичанам секрет не давался, так что в конце концов им помогли два брата из Руана, Луи и Абрахам Анри Борель, которые прибыли в Манчестер в 1787 году и предложили городскому комитету по торговле купить у них секрет приготовления турецкой красной краски.

Этот рецепт подоспел в Британию очень вовремя, потому что 1790-е годы стали «десятилетием красной банданы». Сегодня эти яркие хлопчатобумажные платки носят лишь изредка, но когда-то в одном только Глазго на их производстве было задействовано полторы тысячи ткацких станков и несколько красильных фабрик. В основном платки шли на экспорт в Индию, на Дальний Восток и в Западную Африку. Часть отправляли в недавно получившую независимость Америку, и их часто покупали для рабов: они использовались как впитывающие пот повязки, а еще в них удобно было завязывать еду для полуденного обеда. Красные банданы носили и британские моряки. В 1806 году, всего через несколько месяцев после Трафальгарского сражения, знаменитый художник Бенджамин Уэст устроил у себя дома показ для широкой публики огромной документальной картины «Смерть Нельсона» [133] Картина «Смерть Нельсона» находится в художественной галерее Уокера в Ливерпуле. . Главный герой гибнет в центре полотна, а по краям изображены обычные моряки, переживающие свои драмы, а позади них бушует битва. У многих можно увидеть красную бандану – на голове, как пояс на талии или, чаще всего, завязанную на шее. Удивительно, что умение производить маленькие куски ткани с белыми узорами на красном фоне может создать компанию, но такова суть модного бизнеса. Узоры делались с помощью очень новой на тот момент техники «вытравной печати»: сначала ткань полностью окрашивали мареной, затем вытравляли рисунок кислотой, после чего уже наносили другие краски. Из древесины кампешевого дерева получали черную краску, желтую делали из крушины ломкой. Также часто использовали берлинскую лазурь.