Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Бандановый бум закончился в начале XIX века, но к этому времени красильщики, использовавшие марену, успели перебраться из Глазго в долину Левен. Причин переезда было две. Во-первых, Глазго стал слишком грязным, что мешало качественному отбеливанию и окрашиванию тканей. Я так и представляю себе картину: акры маленьких красно-белых платочков, вывешенных для просушки, настолько быстро покрываются черными точками сажи, что никто даже высморкаться в них не успевает. А во-вторых, сам процесс крашения стал слишком грязным для Глазго. Ведь производство «турецкой красной» краски было весьма неароматным, поскольку включало нанесение на нити, пропитанные прогорклым касторовым маслом, квасцов, использование олова, кальция, танина, бычьей крови и, что самое неприятное, овечьего или коровьего навоза. После завершения трех с лишним недель одного из самых сложных из когда-либо изобретенных процессов крашения ткань и краска пахли очень специфически [134] Музей цвета в Брэдфорде приводит слова рабочего начала XIX века, описывающего красильщиков, окрашивавших ткани в «красный индюшачий» цвет: «Я всегда вспоминаю берег реки от моста Бонхилл до Ремесленной мельницы. Это была бурлящая человеческая масса. Люди ходили по четыре-пять человек на работу и обратно. Вы могли почувствовать запах этого ремесла даже ночью, от проходящих мимо рабочих». . Европейцам стало ясно, что секрет окрашивания ткани в благородный ярко-красный цвет отчасти заключался в использовании обычного дерьма.

Однако ажиотажный спрос на красный цвет не мог сохраняться бесконечно, даже несмотря на огромный успех оранжевых узоров в виде плодов манго, которыми прославился шотландский городок Пейсли, и на приказ короля Луи-Филиппа, согласно которому солдатские фуражки и брюки должны быть выкрашены в красный цвет, чтобы поддержать французскую мареновую промышленность. Но смертельный удар нанесла марене не изменчивая мода, а наука. В 1868 году в Лондоне английский центнер марены (50,8 кг) стоил тридцать шиллингов. В 1869 году цена упала до восьми шиллингов – двадцать два шиллинга производители марены потеряли в тот момент, когда в немецкой лаборатории Карл Гребе и Карл Либерман нашли формулу ализарина, химического вещества, содержащегося в марене, которое и делает ее красной. Это сделало ненужными все посевы марены в мире. Ситуация не менялась до недавнего времени, когда произошло небольшое, но значительное оживление спроса на марену.

В 1976 году немецкий учитель химии Харальд Бемер отправился преподавать в Турцию. Он был потрясен тем, насколько отвратительно выглядели местные ковры. «Я решил, что не стоит впустую тратить время, производя столь уродливые вещи. Почему они не могут использовать старые краски?» Но потом он осознал, что никто уже не знает, как их сделать. Лишь немного женщин в отдаленных деревнях использовали марену для окрашивания ковров, входивших в их приданое, но, как правило, ковры плохо прокрашивались, да и цвет получался скорее коричневым, чем красным. Бемер самостоятельно проделал огромную детективную работу – выискивал информацию в книгах, экспериментировал и дружески общался с профессиональными красильщиками. Образно говоря, он нашел свой «потерянный лак». Он даже нашел способ сделать фиолетовую краску из марены и долгое время никому не раскрывал свою коммерческую тайну [135] Это в основном марена с небольшим количеством лимонного сока, смешанного с квасцами и оставленного на ночь. Беседа с Харальдом Бемером, 2001. .

Через три года Бемер с женой вернулись в Турцию с папками, набитыми рецептами, основали кооператив под названием DoBAG, и с тех пор уже двадцать лет сотня ткачей производит ковры и вдохновляет других производителей применять натуральные красители. Доктор Бемер объяснил причину случившегося: «Синтетические красители дают только один цвет. Но в марене есть не только красная краска, но и синяя, желтая. Окрашенная ткань получается менее яркой, но цвет будет значительно интереснее». Мне вспомнилась фотография, которую я видела на фабрике Winsor & Newton – кусок корня марены, увеличенный в двести сорок раз. Он переливался оранжевым, синим и красным, как крылья зимородка, – казалось, в нем собраны все мыслимые цвета.

Сегодня влияние компании DoBAG распространилось даже на афганские лагеря беженцев в Пакистане, где ткачи учатся делать краски, которыми пользовались их прапрапрабабушки. «Им приходится этим заниматься, – сказал мне торговец коврами в Пешаваре. – Синтетические ковры плохо продаются». Понемногу возрождается мареновая промышленность. Сначала доктор Бемер и его коллеги выкапывали корни диких растений, растущих на обочинах дорог, но через год в Турции начали торговать мареной, просто «чтобы удовлетворить наш спрос», – рассказал он мне. По его мнению, самые серьезные перемены наблюдались в деревнях. «Внезапно у женщин появились деньги, и они наконец обрели хоть какую-то власть». – «А как же ковры в приданом?» Он рассмеялся: «Сегодня главное в приданом – не ковры, а холодильники».

В конце XV века Европа переживала переходный период, а Италия была его лидером. Он затронул практически все области человеческой деятельности: архитектуру, технику, науку, искусство – и музыку. В 1498 году Оттавиано Петруччи напечатал ноты с помощью наборных литер. Любопытный выверт истории: Фердинанд Колумб, сын великого мореплавателя, стал одним из крупнейших коллекционеров томов с нотами. Османская империя оказалась в тот момент культурно бесплодной, а в Италии музыка начинала бурно развиваться. Конечно, наш мастер-лютнист не мог не поддаться соблазну и, естественно, снова пустился в дорогу. На этот раз он высадился в порту Венеции.

Мартиненго наверняка захватил с собой множество образцов различных материалов, в Венеции тоже было на что посмотреть. Там был знаменитый венецианский скипидар из лиственниц (в те времена Мартиненго покупал его в виде твердой живицы, которую затем сам перегонял), еще большее впечатление на него мог произвести дорогой скипидар с севера – куски янтаря, возраст которых превышал тридцать миллионов лет. Их собирали на дне Балтийского моря и в свое время причинили столько же горя жителям этого побережья [136] В XIII веке тевтонские рыцари убивали любого, кто брал в руки янтарь без их разрешения. , сколько бед принесла мастика жителям Хиоса. Янтарь имеет любопытную особенность: если его энергично потереть, он способен притягивать пыль. Греки называли его «электрон», отсюда и наше современное слово «электричество».

В течение двух сотен лет не утихали жаркие споры о том, использовался ли янтарь при создании кремонских скрипок. В 1873 году некий Чарльз Рид написал красноречивое и самоуверенное письмо в «Пэлл-Мэлл газетт» [137] Рид, «Кремонские скрипки». , посвященное тайне лака Страдивари и одержимости этой тайной большого числа людей. «Кое-кто даже кричал „Эврика!”, – писал он. – Но в тот момент, когда они обнародовали свою теорию, неудержимый смех сотряс небеса». По его словам, некоторые люди были уверены, что в рецепт входит янтарь, сваренный в скипидаре. «Чтобы убедить меня в этом, они терли рукавом потертый бок кремонской скрипки, а потом подносили ее к носу и нюхали. Тогда я, сгорая от любви к знаниям, очень сильно потер скрипку и поднес ее к носу, но запаха янтаря не почувствовал». Чарльз Рид сделал собственный вывод: секрет лака заключался в том, чтобы положить три или четыре слоя масляного лака, а последним слоем нанести мастику и драконью кровь («маленькие комочки более глубокого цвета, чем у карбункула, прозрачные, как хрусталь, и огненные, как рубин»). И добавил: «Понять это было столь же трудно, как Диогену найти честного человека в городе с гораздо меньшим числом мошенников, чем Лондон».