Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Военный переворот в революционной Боливии в 1964 году был также, по всей видимости, осуществлен при поддержке США. Америка, скорее всего, опасалась кубинского влияния в стране, где в ходе неудачного вооруженного восстании погиб сам Че Гевара. Но Боливия – не то место, которое легко контролировать с помощью местной военщины, даже самой жестокой. Военная диктатура продержалась там 15 лет, в течение которых сменяющие друг друга генералы все с большей благосклонностью поглядывали на наркобизнес. Хотя военный режим в Уругвае оправдывал применение пыток и казней, ссылаясь на хорошо организованное и влиятельное “городское повстанческое” движение, только популярностью левого народного фронта, составившего конкуренцию традиционной для Уругвая двухпартийной системе, можно было объяснить военный переворот 1973 года в этой единственной в Латинской Америке стране с прочной демократической традицией. Впрочем, уругвайцы остались верны своим демократическим принципам и после переворота, отклонив поставленную на голосование диктаторами антидемократическую конституцию. В 1985 году они вернулись к гражданской форме правления.

Если в странах Латинской Америки, Азии и Африки повстанческие движения добились значительных успехов, то в развитых странах они не имели никакого смысла. Однако повстанческие движения третьего мира породили большое число бунтарей, революционеров и диссидентов среди молодежи развитых стран. В 1969 году журналисты сравнивали толпы молодежи на рок-концертах Вудстокского музыкального фестиваля с “армией отдыхающих повстанцев” (Chapple and Garofalo, 1977, p. 144). Участники студенческих волнений в Париже и Токио, как икону, несли портреты Че Гевары. Его мужественное бородатое лицо и классический берет заставляли трепетать даже далекие от политики сердца деятелей контркультуры. Проведенный всемирным движением “новых левых” опрос показал, что ни одно имя (кроме имени философа Маркузе) не упоминалось в среде левых интеллектуалов так часто, как имя Че Гевары, хотя на демонстрациях представители левых партий развитых стран чаще скандировали имя вьетнамского лидера Хо Ши Мина (“Хо Хо Хо Ши Мин”). Что еще (кроме борьбы за ядерное разоружение) могло сплотить радикалов в развитых странах, если не стремление поддержать повстанцев третьего мира и (как то было в США во время Вьетнамской войны) нежелание воевать против них? Книга “Весь мир голодных и рабов” ( Les Damnés de la Terre ), написанная французским психологом, уроженцем Мартиники, участником алжирского освободительного движения, приобрела огромную популярность в среде интеллектуалов левого фланга, покорив их своей проповедью насилия как способа духовного освобождения угнетенных.

Словом, образ смуглых партизан, сражающихся в тропических джунглях, в 1960‐е годы стал для радикалов развитых стран неотъемлемой частью, а может быть, и основным источником вдохновения. Многие левые теоретики “первого мира” были охвачены “третьемиризмом”, или верой в то, что путь к мировой свободе лежит через освобождение бедной аграрной “периферии”, которую эксплуатировали и привели к “зависимости” “страны ядра” в рамках “мировой системы” (о чем создавалась обширная литература). Если причина всех несчастий лежит не в появлении современного промышленного капитализма, а в том, что в шестнадцатом веке третий мир был завоеван европейскими колонизаторами, как считали сторонники “мировой системы”, то поворот этого исторического процесса в двадцатом веке даст беспомощным революционерам развитых стран шанс покончить со своим бессилием. Неудивительно, что самые горячие аргументы в пользу подобных взглядов находились у американских марксистов, которые уж точно не могли осуществить социалистическую революцию в США своими силами.

В процветающих капиталистических странах уже и не вспоминали о классическом сценарии социальной революции путем восстания масс. И тем не менее на самом пике западного благополучия, в самом сердце капиталистического мира западные правительства неожиданно и без видимой причины столкнулись с необычным явлением. Это явление не только подозрительно напоминало старомодную революцию, но и в полной мере продемонстрировало слабость стабильных на первый взгляд режимов. В 1968–1969 годах по всему миру прокатилась волна восстаний. Бунтовали в основном недавно вышедшие на политическую арену студенты: даже в небольших западных странах их было уже сотни тысяч, а вскоре это число возросло до нескольких миллионов (см. главу 10). К тому же существовали три политических фактора, из‐за которых студенческие волнения оказались весьма эффективными. Во-первых, студентов было легко мобилизовать на огромных фабриках знания, вмещавших их и оставлявших им гораздо больше свободного времени, чем рабочим на гигантских заводах. Во-вторых, большая часть студентов обучалась в городах, а значит – перед глазами политиков и объективами прессы. И наконец, в‐третьих, студенты принадлежали к образованным классам, часто к состоятельному среднему классу и – практически повсеместно, но особенно в странах третьего мира – являлись также кузницей кадров для правящих элит своих стран. Поэтому решиться стрелять в студентов было несколько сложнее, чем в рабочих. Массовые акции протеста в Восточной и Западной Европе, даже уличные бои в Париже в мае 1968 года прошли практически без жертв. Властям не нужны были мученики. Там, где случались крупные избиения восставших – например, в Мехико в 1968 году, где, по официальным данным, во время разгона демонстрации армией было убито двадцать восемь и ранено двести человек (González Casanova, 1975, vol. 2, p. 564), – вектор политики менялся навсегда.

Таким образом студенческие волнения оказались непропорционально действенными, особенно в 1968 году во Франции или “жаркой осенью” 1969 года в Италии, где они высвободили гигантскую волну рабочих забастовок, временно парализовавших экономику этих стран. Но, конечно же, эти восстания не были настоящими революциями и не могли ими стать. Рабочие – в тех странах, где они принимали участие в волнениях, – лишь сумели убедиться в том, насколько укрепились их позиции в торге с работодателями за последние двадцать лет. Они не были революционерами. Студенты развитых стран, со своей стороны, редко интересовались такой ерундой, как свержение правительств или захват власти. Впрочем, французские студенты вплотную приблизились к свержению генерала де Голля в мае 1968 года и уж точно сократили срок его президентства (он ушел в отставку в следующем году), а антивоенные выступления американских студентов в том же году заставили уйти президента Линдона Джонсона. (Ближе всего к рычагам власти оказались студенты третьего мира; напротив, в социалистических странах студенчество понимало, что не имеет к ним доступа.) Студенческие волнения на Западе были скорее культурной революцией, протестом против ценностей среднего класса. Мы подробно рассматривали культурные революции в главах 10 и 11.