Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Но даже в тех странах, где революция стала реальностью или хотя бы возможностью, она больше не воспринималась как всемирная. Движения, на которые возлагали свои надежды революционеры 1960‐х годов, оказались полной противоположностью интернациональным движениям. Вьетнамские, палестинские и многие другие освободительные движения были по преимуществу узконациональными. С внешним миром они были связаны лишь в двух отношениях. Во-первых, во главе этих движений нередко стояли коммунисты с широкой революционной программой. Во-вторых, биполярность “холодной войны” автоматически делала врагов США друзьями СССР и наоборот. При этом былой интернационализм больше не принимался в расчет – вспомним хотя бы коммунистический Китай, который, несмотря на словесную приверженность мировой революции, проводил жесткую националистическую политику. Эта политика в 1970–1980‐е годы привела Китай к союзу с США против коммунистического СССР, а также к международному вооруженному конфликту с тем же СССР и коммунистическим Вьетнамом. Представления о мировой революции изменились; ей на смену пришли широкие “региональные” движения – панафриканское, панарабское и особенно панамериканское. Такие движения имели реальные основы, особенно в сознании воинствующих интеллектуалов, которые говорили на одном языке (испанском или арабском) и свободно переезжали из страны в страну, чтобы возглавить революционные восстания или спастись от преследований. Не будет ошибкой считать некоторые из этих движений – в частности, движение Фиделя Кастро – отчасти глобалистскими. Ведь сам Че Гевара воевал одно время в Конго, а Куба в 1970‐е годы направляла свои войска на помощь революционным режимам в Анголе и Эфиопии. Впрочем, за исключением левых Латинской Америки, в возможность какого‐то всеафриканского или всеарабского социалистического братства мало кто верил. Разве распад просуществовавшей всего три года Объединенной Арабской Республики Египта и Сирии с отчасти присоединившимся к ним Йеменом (1958–1961), а также постоянные разногласия между сирийскими и иракскими последователями Партии арабского социалистического возрождения не демонстрировали хрупкость или даже полную политическую утопичность надежд на мировую революцию?

Лучшим подтверждением угасания мировой революции явился распад преданного ей международного движения. После 1956 года СССР и возглавляемые им международные силы потеряли монополию на революционность и обладание универсальной теорией и идеологией. Появилось множество разновидностей марксизма, несколько – марксизма-ленинизма и даже две или три коммунистические партии, которые и после 1956 года не убрали портреты Сталина со своих знамен (китайская, албанская, а также отколовшаяся от ортодоксальной компартии Индии “марксистская” коммунистическая партия).

Остатки возглавляемого Москвой международного коммунистического движения прекратили свое существование между 1956 и 1968 годом. Китай разорвал отношения с Советским Союзом в 1958–1969 годах и безуспешно призывал социалистические страны к выходу из Варшавского договора и созданию альтернативных коммунистических партий. В это же время многие западные коммунистические партии во главе с компартией Италии начали открыто дистанцироваться от Москвы. Даже образованный в 1947 году “социалистический лагерь” имел свою традицию лояльности СССР – от полного подчинения Болгарии [162] Болгария даже хотела войти в состав СССР на правах союзной республики, но ей отказали по дипломатическим соображениям. до столь же полной независимости Югославии.

Ввод в 1968 году советских войск в Чехословакию с целью сменить одну разновидность политики коммунизма на другую стал последним гвоздем, забитым в гроб “пролетарского интернационализма”. После этого даже дружественные Москве коммунистические движения начали открыто критиковать СССР и проводить отличную от Москвы политику (примером такой политики служит так называемый “еврокоммунизм”). Конец Коммунистического интернационала одновременно стал концом революционного социалистического братства, поскольку оппозиционные и антимосковские революционные силы не сумели создать никаких эффективных международных организаций, за исключением узкосектантских. Единственной организацией, отдаленно напоминающей былые мечты об интернациональном освободительном движении, являлся старый или, скорее, возрожденный Социалистический интернационал (1951), теперь включавший правящие и подобные им партии (в основном западные), которые в принципе отказались от революции в любой ее форме и в большинстве случаев уже не верили в идеи Маркса.

Однако если революционная традиция в духе Октября 1917 года себя исчерпала (а многие считали, что исчерпала себя и предшествующая ей якобинская традиция 1793 года), то породившая ее социальная и политическая нестабильность никуда не исчезла. Вулканическая активность продолжалась. Когда “золотой век” мирового капитализма подошел к концу, по планете прокатилась новая революционная волна. За ней последовал кризис западных коммунистических режимов в 1980‐е годы, завершившийся их распадом в 1989 году.

Хотя революции 1970‐х годов происходили в основном в странах третьего мира, они не были чем‐то единым ни с политической, ни с географической точки зрения. Как ни странно, первая революция 1970‐х произошла в Европе. В апреле 1974 года в Португалии свергли старейший диктаторский режим на континенте, а вслед за этим пала и не столь прочная ультраправая военная диктатура в Греции (см. выше). После долгожданной смерти генерала Франко в 1975 году Испания мирно перешла от авторитарного режима к парламентской демократии, завершив возврат Южной Европы к демократической форме правления. Все эти процессы можно считать преодолением остаточных проявлений европейского фашизма и наследия Второй мировой войны.

Путч радикально настроенных военных в Португалии отчасти был вызван затяжными колониальными войнами в Африке, которые страна вела с начала 1960‐х годов. Военные операции шли без особых проблем, за исключением кампании в крошечной колонии Гвинее-Бисау, где, наверное, самый талантливый из всех африканских лидеров, Амилкар Кабрал, сумел в конце 1960‐х дать отпор португальской армии. В этот период, последовавший за конфликтом в Конго и укреплением режима апартеида в ЮАР (создание резерваций для черных, “шарпевильская резня”), число африканских повстанческих движений заметно возросло. Впрочем, особых успехов они не добились; кроме того, их постоянно ослабляли межплеменная рознь и советско-китайские разногласия. В начале 1970‐х, опираясь на активную поддержку Советского Союза (Китай тогда сотрясали катаклизмы “великой культурной революции”), освободительные войны в Африке разгорелись с новой силой. Однако полную независимость последние колонии смогли получить только в 1975 году, после португальской революции. Вскоре после этого Мозамбик и Ангола в результате американского и южноафриканского вмешательства вновь были втянуты в кровопролитные войны – на этот раз гражданские.