Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

К концу “холодной войны” это движение оставило по себе добрую память, как борьба за справедливое дело, и некоторые курьезные воспоминания, как, например, антиядерные девизы молодежной контркультуры после 1968 года и укоренившееся среди защитников окружающей среды предубеждение против любого вида ядерной энергии.

Гораздо более очевидными стали политические последствия “холодной войны”. Почти сразу же она поляризовала мир, расколов его на два противоположных лагеря, контролируемых сверхдержавами. В 1947–1948 годах правительства антифашистского национального единства, выводившие Европу из войны (за исключением трех воевавших государств – СССР, США и Великобритании), преобразовались в однородные прокоммунистические или антикоммунистические режимы. На Западе коммунисты исчезли из правительств, превратившись в вечных политических изгоев. США даже планировали военную интервенцию в Италии, если там на выборах 1948 года победят коммунисты. СССР проводил такую же политику, устраняя антикоммунистов из многопартийных “народных демократий”, которые с того времени переквалифицировались в разновидности “диктатуры пролетариата”, т. е. диктатуры коммунистических партий. Первоначально ориентированный на Европу Коммунистический интернационал, подвергшийся большим сокращениям и ставший Коминформом, или Коммунистическим информационным бюро, был переориентирован для противостояния США, а затем тихо распущен в 1956 году, когда международная напряженность начала спадать. Жесткий советский контроль был установлен во всей Восточной Европе, за исключением, как ни странно, Финляндии, которая, хотя и находилась в зависимости от СССР, в 1948 году выгнала из правительства свою сильную коммунистическую партию. Почему Сталин воздержался от создания там марионеточного правительства, до сих пор остается неясным. Возможно, его останавливала высокая вероятность того, что финны опять возьмутся за оружие (как они сделали в 1939–1940 и 1941–1944 годах), поскольку он определенно не хотел начала войны, которая могла выйти из‐под контроля. Он пытался навязать советский контроль Югославии Тито, но потерпел поражение, в результате чего Югославия в 1948 году порвала отношения с Москвой, однако не перешла в противоположный лагерь.

С тех пор политика коммунистического блока стала предсказуемо монолитной, хотя неустойчивость этого монолита после 1956 года являлась все более очевидной (см. главу 16). Политика европейских государств, входивших в блок США, была не столь однотонной, поскольку неприязнь к Советам объединяла фактически все местные партии, за исключением коммунистов. Для их внешней политики не имело значения, кто находится у власти. Однако США упростили задачу в странах двух бывших своих врагов, Японии и Италии, создав основу для стабильной однопартийной системы. В результате в Токио с благословения американцев была создана Либерально-демократическая партия (1955), а в Италии, настояв на полном отстранении от рычагов управления оппозиционной коммунистической партии, США передали власть христианским демократам, разбавив их, как того требовали обстоятельства, карликовыми партиями – либералами, республиканцами и т. д. С начала 1960‐х годов лишь одна имевшая вес партия, социалистическая, вступила в правительственную коалицию, порвав с коммунистами после длительного союза, продолжавшегося с 1956 года. Последствием в обеих этих странах стало появление постоянной коммунистической оппозиции (в Японии социалистической) и установление режима, при котором коррупция в правительственных институтах достигла столь ошеломляющих масштабов, что, когда в результате скандалов 1992–1993 годов были выявлены ее размеры, они повергли в шок даже самих итальянцев и японцев. Правительство и оппозиция, деятельность которых в этот период была почти заморожена, рухнули в то самое время, когда нарушился баланс сверхдержав, удерживавший их на плаву.

Несмотря на то, что США вскоре отказались от своей реформаторской антимонопольной политики, которую советники рузвельтовской школы поначалу навязали оккупированной Германии и Японии, после войны, к счастью для душевного покоя американских союзников, с публичной сцены исчезли национал-социализм, фашизм, открытый японский национализм и большая часть правоэкстремистских и националистических политических течений. Следовательно, в то время невозможна была мобилизация этих крайне эффективных антикоммунистических элементов в борьбе “свободного мира” против “тоталитаризма”, в чем были заинтересованы возрождаемые крупные немецкие корпорации и японские дзайбацу [77] При этом бывшие фашисты с самого начала систематически использовались государственными разведывательными службами и в других тайных целях. . Поэтому политический диапазон западных правительств времен “холодной войны” простирался от довоенных социал-демократов слева до умеренного правого ненационалистического фланга. Тут особенно пригодились партии, связанные с католической церковью: хотя церковь и не была замечена в яром антикоммунизме и консерватизме, ее христианско-демократические партии (см. главу 4) имели не только прочную антифашистскую репутацию, но и социальную программу (несоциалистическую). Таким образом, в западной политике после 1945 года эти партии играли центральную роль, кратковременную во Франции, но более долгосрочную в Германии, Италии, Бельгии и Австрии (см. ниже).

Влияние “холодной войны” на внешнюю политику европейских государств оказалось более сильным, чем на их внутреннюю политику. Результатом явилось создание Европейского сообщества со всеми его проблемами – совершенно беспрецедентной политической организации, а именно постоянного (или по крайней мере долгосрочного) образования, способствовавшего интеграции экономических и, до некоторой степени, правовых систем отдельных независимых национальных государств. Первоначально (в 1957 году) в него входили шесть государств (Франция, Федеративная Республика Германия, Италия, Нидерланды, Бельгия и Люксембург), а к завершению “короткого двадцатого века”, когда эта организация, как и прочие созданные в годы “холодной войны” институты, начала расшатываться, к ней присоединились еще шесть государств (Великобритания, Ирландия, Испания, Португалия, Дания, Греция). Теоретически она проводила политику все более тесной политической и экономической интеграции. В Европе это привело к становлению долгосрочного политического федеративного или конфедеративного союза государств.

Европейское сообщество, как и многие другие организации послевоенной Европы, создавалось Соединенными Штатами и одновременно – для противодействия им. Оно иллюстрирует не только силу, но и неоднозначность этой страны и ее возможностей; оно также показывает, насколько велики были страхи, скреплявшие антисоветский альянс. Однако эти страхи были связаны не только с СССР. Для Франции главным врагом оставалась Германия, и эту боязнь возрождения могущественной державы в Центральной Европе разделяли, правда в меньшей степени, остальные участники войны и оккупированные государства Европы, оказавшиеся теперь втянутыми в союз НАТО вместе с США и экономически обновленной и перевооруженной Германией, границы которой, к счастью, уменьшились. Безусловно, существовали опасения и по поводу США – необходимого союзника в противостоянии СССР, вызывавшего, однако, подозрения своей ненадежностью, не говоря уже о том, что США ставили идею американского мирового лидерства выше всего остального, включая интересы своих союзников. Не следует забывать и о том, что во всех проектах послевоенного мира и всех послевоенных решениях “предпосылкой для тех, кто определял политический курс, являлось американское экономическое превосходство” (Maier, 1987, р. 125).