Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Теперь уже очевидно, что “золотая эпоха” имела место в основном в развитых капиталистических странах, доля которых в мировом производстве в эти десятилетия составляла около трех четвертей, а доля промышленного экспорта – более 80 % (OECD, Impact, 1979, р. 18–19). Еще одной причиной такого длительного непонимания специфики этих десятилетий являлось то, что в 1950‐е годы быстрый экономический подъем, казалось, происходил во всем мире и не зависел от экономических условий. Поначалу даже создалось впечатление, что преимущество здесь у недавно разросшегося социалистического лагеря. СССР в 1950‐е годы развивался более быстрыми темпами, чем любое западное государство, а развитие экономики стран Восточной Европы происходило почти с такой же скоростью (быстрее в ранее отсталых странах, медленнее в более промышленно развитых странах). Однако коммунистическая Восточная Германия по темпам развития отставала от некоммунистической Западной Германии. Несмотря на то, что развитие стран восточного блока в 1960‐е годы замедлилось, ВВП на душу населения в течение всей “золотой эпохи” здесь рос несколько быстрее (в СССР не так быстро), чем в развитых капиталистических странах (IMF, 1990, р. 65). И все же в 1960‐е годы уже было ясно, что капитализм постепенно опережает социализм.

Тем не менее “золотая эпоха” стала всемирным явлением, хотя большая часть населения земного шара никогда не знала, что такое изобилие. Это были жители стран, о бедности и отсталости которых эксперты ООН дипломатично говорили с помощью различных эвфемизмов. Несмотря на это, темпы роста населения стран третьего мира были впечатляющи: число жителей Африки, Восточной и Южной Азии с 1950 по 1980 год выросло более чем в два раза, а в Латинской Америке этот показатель был еще выше (World Resources, 1986, р. 11). В 1970‐е и 1980‐е годы мир опять столкнулся с массовым голодом, классический образ которого – детей, умирающих от истощения в экзотических странах, – можно было после ужина наблюдать по любому каналу западного телевидения. В “золотую эпоху” массового голода не было, кроме тех случаев, когда он становился следствием войн или политической глупости, как, например, произошло в Китае (см. ниже). По мере роста населения ожидаемая продолжительность жизни увеличилась в среднем на семь лет (а если сравнивать конец 1960‐х годов с концом 1930‐х, то даже на семнадцать) (Morawetz, 1977, p. 48). Это означает, что производство продуктов питания росло быстрее, чем численность населения, что имело место не только в развитых странах, но и во всех основных регионах неиндустриального мира. В 1950‐е годы его ежегодный прирост составлял более 1 % на душу населения во всех регионах развивающегося мира, за исключением Латинской Америки, где этот рост тоже имел место, хотя и был более медленным. В 1960‐е годы все еще наблюдался рост производства во всех частях неиндустриального мира (опять же за исключением стран Латинской Америки), хотя темпы его снизились. Тем не менее увеличение совокупного производства продуктов питания в отсталых странах как в 1950‐е, так и в 1960‐е годы происходило быстрее, чем в развитых странах.

Неравенство между различными регионами отсталого мира в 1970‐е годы сделало бесполезными подобные глобальные подсчеты. К тому времени некоторые регионы, такие как Дальний Восток и Латинская Америка, с успехом обеспечивали пищей свое растущее население, тогда как Африка каждый год отставала более чем на 1 %. В 1980‐е годы производство продуктов питания на душу населения в отсталых странах вообще не увеличивалось. Исключение составляли Южная и Восточная Азия, хотя даже здесь имелись страны, где по сравнению с 1970‐ми годами производство продуктов питания на душу населения сократилось (Бангладеш, Шри-Ланка, Филиппины). Некоторые регионы находились ниже собственного уровня 1970‐х годов или даже продолжали падать, особенно Африка, Центральная Америка и Ближний Восток (Van der Wee, 1987, p. 106; FAO, 1989, Annex, Table 2, p. 113–115).

В то же время проблема развитых стран мира заключалась в том, что они производили так много продовольствия, что не знали, как поступать с излишками. В 1980‐е годы было решено значительно сократить производство или продавать (как это сделало Европейское сообщество) свои горы масла и молочные реки по демпинговым ценам, подрывая тем самым производство в отсталых странах. На островах Карибского моря голландский сыр стал дешевле, чем в Нидерландах. Как ни странно, контраст между переизбытком пищи с одной стороны и множеством голодающих с другой, так возмущавший мир во время Великой депрессии 1930‐х годов, в конце двадцатого века не вызывал никакого протеста. Таково было одно из последствий растущего размежевания между миром богатых и миром бедных, которое становилось все более явным начиная с 1960‐х годов.

Индустриализация утверждалась повсюду – и в капиталистическом обществе, и в социалистическом, и в странах третьего мира. Яркими примерами промышленной революции на Западе стали Испания и Финляндия. В лагере “реального социализма” (см. главу 13) в таких прежде аграрных странах, как Болгария и Румыния, появилась крупная промышленность. “Новые индустриальные страны” третьего мира достигли блестящих успехов в развитии уже после окончания “золотой эпохи”, но число стран, занимающихся преимущественно сельским хозяйством, резко сократилось повсюду уже в тот период. К концу 1980‐х годов не более пятнадцати государств оплачивали половину или более собственного импорта из средств, полученных от экспорта сельскохозяйственной продукции. За одним исключением (Новая Зеландия), все они находились в Тропической Африке и Латинской Америке (FAO, 1989, Annex, Table 11, p. 149–151).

Итак, мировая экономика бурно развивалась. Уже в конце 1950‐х годов стало ясно, что ничего подобного раньше не происходило. С начала 1950‐х по начало 1970‐х годов мировой выпуск товарной продукции увеличился в четыре раза и, что гораздо более впечатляюще, в десять раз выросли объемы мировой торговли. Как мы видели, рост мирового сельскохозяйственного производства также происходил довольно быстро, хотя и не так впечатляюще. Он осуществлялся не столько за счет освоения новых земель (как в основном было раньше), сколько благодаря подъему производительности. Между 1950–1952 и 1980–1982 годами урожайность зерновых с гектара увеличилась почти в два раза, а в Северной Америке, Западной Европе и Восточной Азии более чем удвоилась. За это же время мировой рыбный промысел утроился, однако затем снова сократился (World Resources, 1986, p. 47, 142).

Один побочный результат этого небывало бурного роста производства пока еще был мало заметен, хотя в ретроспективе выглядел угрожающе: загрязнение окружающей среды и ухудшение экологии. В “золотую эпоху” эта проблема волновала разве что любителей дикой природы и других защитников человеческих и природных редкостей, поскольку преобладающая прогрессистская идеология принимала как данность растущую власть человека над природой – собственно, так измерялся прогресс человечества. Индустриализация в социалистических странах по этой причине была особенно слепа к экологическим последствиям создания довольно архаичной промышленной системы, основанной на железе и дыме. Но и на Западе афоризм коммерсантов девятнадцатого века “Где грязь, там и деньги” (т. е. загрязнение окружающей среды означает прибыль) по‐прежнему звучал убедительно, особенно для строителей дорог и торговцев недвижимостью, которые вновь обнаружили, какие небывалые прибыли можно в период бума получать от беспроигрышной спекуляции. Нужно было всего лишь дождаться, когда стоимость правильно выбранной площадки для строительства взлетит до заоблачных высот. Одно удобно расположенное здание теперь делало человека мультимиллионером фактически без всяких затрат, поскольку он мог взять ссуду под залог своего будущего строительства и еще одну, если его стоимость (достроенного или нет, занятого или пустующего) продолжала расти. В конечном итоге, как обычно, все закончилось крахом – “золотая эпоха” завершилась так же, как и любой предыдущий бум, крахом в сфере банковских операций с недвижимостью, – но до этого столичные центры, большие и малые, разрастались по всему миру, нарушая архитектуру средневековых городов (как произошло, например, в Вустере в Великобритании и в испанских колониальных столицах, таких как Лима в Перу). Поскольку правительства Востока и Запада, поняв, что поточными методами можно осуществлять строительство быстро и дешево, наводнили городские окраины монстрами многоэтажных зданий, 1960‐е годы запомнятся как самые разрушительные десятилетия в истории урбанизации человечества.