Виталий Сарабеев - Троцкий, Сталин, коммунизм

Впрочем, критика Югославии со стороны советской пропаганды также вскоре после разрыва перестала быть сколько-нибудь научной. На титовцев посыпались не имевшие отношения к реальности обвинения в «фашизме» и «работе на западные разведки», причем, как когда-то утверждалось про Троцкого, Бухарина и т. д., на протяжении многих лет. В ноябре 1949 года очередное совещание Коминформа приняло резолюцию под названием «Югославская компартия во власти убийц и шпионов», в которой заявлялось, что «клика Тито» проводит «фашистскую внутреннюю политику», руководствуясь «фашистской идеологией» [593]. На том же совещании в своем докладе лидер социалистической Румынии Г. Георгиу-Деж утверждал на основе «фактов», «установленных» на процессе Райка в Венгрии, что курс Тито является «сознательно контрреволюционной, антисоветской, антикоммунистической политикой, проводимой бандой шпионов, профессиональных доносчиков и агентов-провокаторов с долголетним стажем в полиции и аппарате буржуазной разведки». Якобы «большую часть нынешних югославских руководителей гестапо направило в Югославию из находящихся во Франции концентрационных лагерей еще в 1941 году» [594].

Подобные пассажи в адрес организаторов масштабной партизанской антифашистской борьбы в оккупированной Югославии могли скорее способствовать сплочению югославских трудящихся вокруг руководства КПЮ. Живший в Югославии венгерский писатель Эрвин Шинко, сторонник Тито и, кстати сказать, ветеран венгерской революции 1919 года, в своей статье издевался над наиболее дикими выдумками антититовской пропаганды в Венгрии:

«Появляются разные новости, например, 26 августа 1949 г. в газете “Мадьяр Неп” (“Венгерский народ”) на главной странице огромными буквами, занимающими четверть листа, набран заголовок:

И под заголовком текст, похожий на лихорадочный предсмертный бред, – нагромождение ужасов, без намека на логику, только чтобы повизжать, и в конце утверждение, будто Тито, кроме “Партизанки”, распорядился поджечь почему-то именно 17 августа: “ Огромные зернохранилища, находящиеся в Триесте, на территории, находящейся под контролем Югославии, где… – а этот фрагмент уже набран шрифтом помельче, зато курсивом, – … было уничтожено огромное количество пшеницы”. В финале указано, что все эти, безусловно, интересные новости сообщают из Вашингтона, а источник информации – “ одна албанская газета”…

18 сентября другая венгерская газета – “Мадьяр Неп” (“Венгерский народ”) соревнуется с коллегой Болдижаром в пропаганде дьявола: “ Райк выдает текст чуть ли не с удовольствием: говорит о том, как ему удалось привести в полицию двести строительных рабочих. Кичится, объясняет, что не только сотрудничал с Палфи, но и давал тому распоряжения. Гордится тем, что именно он был главным предателем из всех, первым среди палачей… Это политические азы в духе Тито и Райка, уничтожение рабочих и трудящихся крестьян, восстановление власти капитала, яростная гримаса антисоветчины, животный национализм”.

После чего пропаганда дьявола перескакивает с непосредственных обвиняемых на тех, против кого выдвинуты косвенные обвинения. В этом всех превзошел центральный орган Венгерской партии трудящихся “Сабад Неп” (“Свободный народ”), где во время процесса вместо передовиц публиковались “яркие зарисовки”, так, к примеру, 21 сентября первую страницу издания украсило набранное курсивом лирическое размышление: “ С точки зрения безнравственности члены банды Райка все на одно лицо: самым мерзким и отвратительным кажется тот, кто дает показания в данную конкретную минуту, свидетельствуя о том, какие вампиры(снова Средние века! – Прим. автора ) жиреют на вонючем болоте империализма. ТИТО – ТАКОЙ ЖЕ ВАМПИР”» [596].

Пожалуй, это где-то даже превосходило самые бесстыдные образцы антитроцкистской пропаганды 1930-х годов Неудивительно, что о подобных публикациях в СССР и социалистическом лагере постарались забыть сразу после нормализации отношений с Югославией после смерти Сталина.

Негативные тенденции в описываемый период наблюдались и в политике коммунистических партий капиталистических стран. Те из них, кто, как влиятельная сила антифашистского Сопротивления, попал в правительство, во многом начали играть по «буржуазным правилам». Например, Французская коммунистическая партия, видимо, уже считала себя практически правящей силой в «народно-демократической» стране, потому что чуть ли не главной своей задачей послевоенного периода видела «восстановление экономики». Один из лидеров партии Жак Дюкло на совещании компартий в Польше рапортовал: «Наша партия, которая во время оккупации была одной из главных сил движения Сопротивления и которая завоевала поэтому громадный авторитет среди народных масс Франции, развернула в начале 1945 г. широкую кампанию за увеличение промышленного производства…Морис Торез обратился с призывом к шахтерам, и результаты этого призыва не замедлили сказаться. В общем промышленное производство Франции сделало по сравнению с 1945 годом большие успехи» [597].

Вместо социалистической революции французские коммунисты занимались и подъемом сельского хозяйства: «Правительство должно было вести борьбу за хлеб, чтобы были засеяны 5 млн гектаров, но оно не вело этой борьбы как следует. В действительности только мы ведем эту борьбу. Она явится одним из основных моментов в нашей предвыборной кампании…продовольственная политика отвечала интересам стран – крупных производителей хлеба, таких как США и Канада. Но эта политика никоим образом не отвечала интересам Франции» [598].

Как видно, французские товарищи очень увлеклись «общенациональными» задачами, ведя себя так, как будто задача ликвидации буржуазного режима уже решена. Хороший пример правого оппортунизма как результата «увековеченного» компромисса периода антифашистской борьбы. Как мы знаем, далее эта тенденция в ФКП только усиливалась, приведя партию к позорной позиции в мае 1968 года и полному реформистскому разложению.

Похожая ситуация была в другой крупнейшей коммунистической партии капиталистического мира – итальянской. Она, как известно, к концу войны располагала своими собственными вооруженными силами, захватившими власть в некоторых местностях. Однако и ИКП понадеялась на «парламентский путь». По словам Луиджи Лонго, ее представителя на Информационном совещании, сказанным в докладе «О деятельности ЦК Коммунистической партии Италии», «…во время оккупации Италии союзниками стоял вопрос о выборе между двумя путями. Первый путь состоял в решительной борьбе за ликвидацию всякого сопротивления со стороны консервативных элементов, что могло повлечь вооруженное столкновение с силами союзников; второй путь заключался в использовании условий относительной свободы, которую удалось достигнуть, для дальнейшего расширения и укрепления блока демократических сил перед предстоящими выборами… Мы выбрали второй путь, который представлялся логическим и естественным развитием всей политики нашей партии в период войны за национальное освобождение» [599].