Виталий Сарабеев - Троцкий, Сталин, коммунизм

В некоторых районах СССР буржуазные силы в экономике были еще более значительными. Хороший пример этого содержится в письме инженера К.А. Петерса, направленном в адрес Сталина летом 1952 года. Петерс писал о ситуации, сложившейся в Ташкенте (где он проживал) и в Узбекской СССР в целом:

«Начиная с конца 1949 г. государственная розничная торговля основными продуктами питания: маслом (растительным и животным), жирами, мясом, мясными консервами и колбасными изделиями, сыром, рыбой, крупами и сахаром – постепенно, но весьма энергично чахла и сворачивалась (она и раньше здесь не отличалась стабильностью, испытывая периодически длительное отсутствие основных элементов ассортимента), уступая свое место частной, спекулятивной торговле по повышенным ценам.

К концу 1950 г. государственная и кооперативная розничная торговля продуктами питания по доле их участия в снабжении населения почти не существовала, а в начале 1951 г. (к 4-му правительственному снижению государственных розничных цен) государственная торговля маслом, жирами, мясом и мясными изделиями, сахаром, овощами, крупой, макаронными и молочными изделиями совершенно прекратилась, уступив свои функции частной торговле по спекулятивным ценам. Поэтому 5-е снижение розничных цен на продукты, объявленное к 1 апреля 1952 г., для трудового населения промышленных центров Узбекистана явилось фикцией, горькой насмешкой над его материальным положением. Так оно и было воспринято основной массой трудящихся…

Используя отсутствие государственной и кооперативной розничной торговли продуктами питания, монопольно захватив рынок, частник – спекулянты, перекупщики, пригородное кулачество и торговая буржуазия – взвинтил цены на продукты первой необходимости в 2,5–3 раза против государственных розничных цен…

Многочисленная армия спекулянтов, объединенных в компании, артели и банды, организованно завладевает очередями и создает обстановку (при очевидном покровительстве чинов милиции), при которой рядовому трудящемуся, производственному рабочему до необходимой ему вещи не добраться. Трудящийся вынужден приобретать и промтовары у спекулянта на рынке или тут же в магазине с наценкой в 30–40 % к их номинальной государственной цене. Особенно широко развита спекулятивная торговля в магазинах не самими промтоварами, а чеками-талонами на оплату их в кассе, которые известными путями поступают к спекулянтам» [623].

Тут мы видим прямо-таки орудование никуда не девшегося класса буржуазии, пусть и существовавшего «неформально». Узбекистан – это относительно отсталая окраина СССР, однако показательно, что в этом регионе, судя по описанному, даже о вполне достигнутой первой фазе коммунизма можно говорить только с натяжкой. Разговоры же о «полном коммунизме» были тем более явно преждевременны. Кстати говоря, когда хрущевцы громили «антипартийную группу», в вину ей было поставлено, в частности, высказывание Молотова о том, что в СССР еще социализм предстоит достроить, прежде чем говорить о коммунизме через два десятилетия [624]. Такое мнение Молотова, как видим, было весьма основательно, по крайней мере относительно Узбекистана последних сталинских лет.

Вообще сигналов с мест, подобных письму Петерса, в архивах сохранилось много. Еще один пример, показательный в том числе унаследованной от дореволюционных времен наивной верой советских людей в «доброго царя»:

«…колхозница М.В. Ивина из Комсомольского района Ивановской области в октябре 1952 г. адресовала свою просьбу популярным артистам комедийного жанра Московской государственной эстрады Мирову, Новицкому и Мироновой, чтобы они по радио высмеяли колхозное и районное начальство за безделие, пьянство и воровство: “…Мы уверены, что наш вождь и учитель тов. Сталин И.В. об этом не знает, а то бы он не допустил так мучить народ, а заставил бы отвечать руководителей… На праздник (35-й годовщины Великого Октября. – В.З. ) собираются дать муку, очередь пишется с 26 октября, ну не безобразие ли это? За промтоварами – давка, развелся какой-то “блат”, без него ничего не достанешь…”» [625]

Помимо прочего, вплоть до середины 1950-х годов одной из социальных проблем СССР продолжало оставаться нищенство. Рост этого явления, о ликвидации которого в СССР, напомним, заявлялось еще в 1934 году, наблюдался в связи с послевоенным голодом. Например, в Москве во втором полугодии 1946 года только детей было задержано за нищенство 2319 человек, в Рязани за то же время – 956 человек [626].

И даже в последующие годы, когда страна активно залечивала раны войны и голода, побирающиеся люди в советских городах продолжали оставаться печальной частью действительности. Причем одной из причин были и крайне низкие заработки отдельных категорий трудящихся:

«По спискам Московского городского отдела социального обеспечения на 15 февраля 1950 г., из лиц, проживавших в Москве, занимались нищенством 528 человек, на 31 октября 1951 г. – 513. К 1 декабря 1952 г. численность нищих удвоилась и составляла 1027 человек, в том числе мужчин – 436 человек и женщин – 590. Из них пенсию получали 536 человек, в том числе инвалидов войны – 56 человек, членов семей погибших воинов – 60, инвалидов труда – 420. Остальные являлись престарелыми гражданами, не получавшими пенсии вследствие отсутствия у них требовавшегося по закону трудового стажа. Из общего количества учтенных занимавшихся нищенством 156 человек оказались работавшими и получавшими мизерную зарплату. Из числа таких людей нищенствовала Л.Н. Баранова, мать четверых детей… работала уборщицей на стадионе с заработком 260 руб. в месяц, кроме того получала пособие на троих детей в сумме 100 руб. От устройства детей в приют отказывалась» [627].

Надо понимать, что победа ревизионистов стала возможна в том числе и потому, что в 1950–1960-е годы советским правительством были решены наиболее острые социальные проблемы. Во всяком случае голодающие, нищие, живущие в землянках люди полностью ушли в прошлое. Конечно, это заслуга не Хрущева, Косыгина или Брежнева, а созданной до них социалистической экономики, однако в этих условиях «благодарить партию за счастливую жизнь» можно было с еще большим основанием, чем при Сталине.

А что партию теперь возглавляли не марксисты, а люди, направившие СССР к пропасти, советские люди не понимали. Их же десятилетиями уверяли в том, что «вожди не ошибаются». Как раз в последние сталинские годы эта пропаганда приняла наиболее абсурдные формы. Трагикомичный пример приводит советский философ А.Д. Косичев в своей книге воспоминаний «Философия, время и люди». Случай этот произошел с его коллегой А.П. Гагариным:

«Последний удар настиг Алексея Петровича в 1952 г. Он любил выступать с лекциями перед широкой аудиторией. Однажды в лектории общества “Знание” в Политехническом музее после лекции ему задали провокационный вопрос: “Могли ли ошибаться Ленин и Сталин в теории и на практике?” А.П. Гагарин по своей простоте и даже, я бы сказал, наивности ответил: “Конечно, могли, как и все люди, они не святые и потому могут ошибаться”. Одного этого было достаточно, чтобы карьера Алексея Петровича закончилась. На второй день после лекции в ЦК КПСС и Министерство высшего образования СССР посыпались заявления о случившемся криминале. Началось разбирательство. Гагарина вызвали в ЦК и просили добровольно уйти в отставку. И буквально через несколько дней появился приказ по Министерству высшего образования об освобождении Гагарина от обязанностей декана философского факультета МГУ “согласно личному заявлению”. Всей этой операцией руководили заведующий отделом ЦК КПСС Д.И. Чесноков и заместитель министра высшего образования М.А. Прокофьев» [628].