Виталий Сарабеев - Троцкий, Сталин, коммунизм

«…лекция состоялась уже не только после смерти Сталина, но и после реабилитации врачей. Однако подготовленные умы все же ждали сенсаций, и в зал набилось столько народу, что, по моему впечатлению, на эти часы остановилась работа всех редакций и всех цехов типографии. И вот – лекция началась. Лектор говорил два часа. Он перечислил все иностранные разведки и назвал множество никому не известных шпионских дел и фамилий. Но он не произнес слова “Джойнт”, не употребил термина “сионизм” и даже не упомянул о евреях. Это непроизнесение и неупоминание произвело шоковое впечатление. Аудитория недоуменно молчала. Наконец один из корректоров “Московской правды” не выдержал и задал мучивший многих вопрос: “Почему вы ничего не сказали нам о шпионской, диверсионной деятельности сионистов и, в частности, о “Джойнт”?” На что лектор сухо ответил: “В СССР в разное время пытались работать подпольно разные националистические организации, но никакой специфически сионистской работы за последние годы в нашей стране не обнаружено”. Эффект был поразительный. Аудитория, однако, привычно молчала: значит, теперь почему-то надо так» [634].

Неудивительно, что жертвой этой системы в конце концов стал и сам Сталин, и те, кто пытался защищать и его лично, и его политику. «Сталинисты» (те из них, кто не ограничивался намеками и ворчанием на кухне) пополнили список подпольных течений в советском обществе, исключаемых из коммунистической партии и преследуемых спецслужбами, а иногда – и физически уничтожаемых, как это было с участниками просталинских демонстраций в Тбилиси в марте 1956 года. И вновь вспоминается Троцкий как «пророк», вечно забегавший вперед. В 1937 году в одной из статей он писал:

«Советская аристократия, успешно воспользовавшаяся сталинской кликой для расправы с революционерами, не питает к нынешним вождям ни симпатии, ни уважения. Она хочет полной свободы от всех ограничений большевизма, даже в той его изуродованной форме, которая все еще необходима Сталину для дисциплинирования своей клики. Завтра Сталин станет для правящего слоя обузой…

Сталин близок к завершению своей трагической миссии. Чем более ему кажется, что ему никто более не нужен, тем ближе час, когда он сам окажется никому не нужен. Если бюрократии удастся, переделав формы собственности, выделить из себя новый имущий класс, этот последний найдет себе других вождей, не связанных революционным прошлым и – более грамотных. Сталин вряд ли услышит при этом слово благодарности за совершенную работу. Открытая контр-революция расправится с ним, вернее всего, по обвинению в… троцкизме. Сталин станет в этом случае жертвой амальгамы им же установленного образца» [635].

События, произошедшие в СССР после 1953 года, кое в чем подтвердили это предсказание. Конечно, хрущевско-брежневские ревизионисты не реставрировали капитализм – это сделали советские руководители следующего поколения. Также нельзя говорить о том, что «советские бюрократы превратились в капиталистов», – бюрократия была лишь одним из источников формирования буржуазного класса, и далеко не все ее представители «вписались в рынок». Однако фактом остается то, что победившая часть членов сталинской команды действительно избавилась от марксистского содержания его политики и сделала Сталина и «антипартийную группу» «козлами отпущения» за издержки сталинского времени, во многом используя укоренившийся при Сталине режим в партии.

Роль Сталина в Российской социалистической революции 1917 года примерно соответствует роли Оливера Кромвеля в Английской и Максимилиана Робеспьера во Французской буржуазных революциях. Судьба Октября оказалась очень похожа на путь, которые проходили буржуазные революции, – победа революционеров в гражданской войне, затем столкновение внутри победившего класса в силу разных представлений о дальнейших путях развития революции. Те, кто побеждал в этой борьбе, подавляли как сторонников старого строя, так и бывших соратников. Причем последнее наносило ущерб новому строю, способствуя в дальнейшем реставрации свергнутой системы.

Победив своих противников в ожесточенной внутрипартийной борьбе, Сталин возглавил строительство нового общества в тяжелейших условиях, достигнув при этом выдающихся успехов, но пойдя на множество компромиссов с пережитками старого строя, а также, наряду с борьбой против контрреволюции, физически истребив многих выдающихся революционеров в стремлении уберечь партию от раскола, а новорожденное социалистическое государство от гибели.

Интересно, что в своей ранней работе «Наши политические задачи» Троцкий обвинял Ленина как раз в «якобинстве», стремлении к диктатуре над партией узкой группы, в том, что такая диктатура неизбежно проистечет из большевистского понимания партстроительства [636]. После смерти Ленина большевики во многом и вправду разделили трагическую судьбу якобинцев, однако же сыгравшего роль Робеспьера Сталина Троцкий необоснованно обвинял уже в «бонапартизме» и «термидорианстве».

Сталина роднит с Робеспьером и Кромвелем еще и то, что, как и им, в конечном счете обеспечить стабильное развитие общества в прогрессивном направлении при новом строе ему не удалось – разложение началось сразу после смерти вождя в силу имевшихся ранее предпосылок.

1. Социалистическое строительство в СССР является уникальным опытом созидания нового общественно-экономического строя, свободного от эксплуатации человека человеком. Этот опыт необходимо изучать во всех его аспектах, в первую очередь экономический базис советского общества, но также и его политическое устройство, культуру, быт. Его и будут изучать еще десятки лет, по крайней мере до тех времен, когда возродившееся революционное коммунистическое движение сможет произвести новый рывок в мировом революционного процессе, сравнимый с тем, что был начат в 1917 году партией большевиков. Те «марксисты», которые пытаются отрицать этот опыт, сводить его к «государственному капитализму», «бюрократическому коллективизму» и подобным выдумкам, объективно играют на руку классовому врагу, так как победы коммунизма в прошлом веке и сегодня являются примером для нас, основным доказательством того, что «иной мир возможен», что все правые заверения про «утопию» не стоят и ломаного гроша, как бы прочно пока убеждение в утопичности коммунизма ни господствовало в общественном сознании.

2. Социализм в отдельно взятой стране возможен, если его понимать в соответствии с определением, данным Лениным в 1917 году, – «государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и потому переставшая быть капиталистической». Более того, любая коммунистическая партия, вставшая во главе пролетарской революции, обязана осуществлять переход своей страны к социализму – национализировать промышленность, коллективизировать сельское хозяйство, создавать механизм развития экономики по единому научно обоснованному плану. В СССР социализм был построен в основном – коммунистические элементы преобладали над капиталистическими (при этом ситуация в различных частях страны могла различаться), однако же последние были достаточно сильны для того, чтобы при немарксистской политике партии стать основой для попятного движения СССР в сторону регресса.