Николай Иваницкий - Земля Тиан

Палуба неожиданно заскрипела под чьими-то шагами. Ван едва успел затолкать обойму назад, наспех сунуть оружие в футляр, и, схватив рассыпанные патроны в кулак, прижаться в угол.

В каюту вошел Тенишевский. Быстро оглядевшись и не замечая замершего в темноте Вана, он выволок свой чемодан из-под койки, взял со стола футляр с револьвером, спрятал его и запер на ключ. Потом постоял минуту, подумал и, вынув из сумки кольт Павла Александровича, тоже засунул в чемодан. Проверил замки и быстро вышел.

Ван вылез из каюты весь в холодном поту.

— Ай-а… — вздохнул он облегченно, подставляя лицо под свежий ветерок. Постоял, отдышался и, сжимая в кулаке скользкие от пота, тяжелые патроны, полез на крышу.

Лю продолжал неподвижно лежать на циновке.

Ван присел на свое место, снова шумно продул трубку и стал набивать ее. Закончив эту операцию, он чиркнул фосфорной спичкой об крышу и тут увидел, что г-н Лю перевернулся на спину и смотрит на него.

— Уважаемый г-н Ван, — сказал он спокойно, — вы, я слышал, ходили за табаком. Не одолжите ли мне на несколько затяжек?

Ван протянул ему свою роговую коробочку… Лю вытащил из-за пазухи серебряную трубку с янтарным мундштуком, собрал оставшиеся на дне коробочки табачные крошки, аккуратно набил ими трубку, невозмутимо перевел взоры с пустой коробочки на Вана, потом снова на коробочку и возвратил ее, наконец, владельцу.

— Отличный табак, — сказал он, — благодарю вас.

Минут пять оба молчали. Потом г-н Лю заговорил.

— Я удивляюсь, глядя на вас, уважаемый г-н Ван. Вы провели так много лет среди европейцев, так хорошо знаете их язык, что я справедливо ожидал от вас хотя бы поверхностного знания их нравов и души. Вместо этого я все более убеждаюсь, что вы готовы перенять от них только бессмысленную суетливость и вредную поспешность. Это не делает вам чести, уважаемый г-н Ван. Вы старше меня годами и, прежде чем начать поучать вас, я долго сам ожидал от вас мудрого слова, которого до сих пор, к сожалению, не услышал. Я отдаю должное предприимчивости белых. Она сделала их государства великими и сильными. Но под белой кожей, уважаемый г-н Ван, души их чернее, чем душа любого разбойника из гор моего родного Гуй-Чжоу. Если верить вашему донесению, которое, кстати, кажется мне очень преувеличенным, наши спутники скоро станут грызть друг другу горло из-за любви белокурой девушки. Это только доказывает справедливость моего мнения о них. Может быть, это с их точки зрения — необыкновенная девушка, но разве освященная годами дружба мужчин не выше, и неизмеримо выше, любви самой прекрасной женщины!

Он сделал длинную паузу.

— Уважаемый г-н Ван, — продолжал он через минуту обычным, ровным своим голосом, — даже если вы ошиблись и все то, что вы передали мне относительно намерений европейцев только плод вашего волнения, то и тогда перед нами достаточно данных для того, чтобы судить, чего стоит вся их позолота. Здесь, в этой простой обстановке, она слезает с них, как кожа со змеи. Я не обольщаюсь на их счет, уважаемый г-н Ван, и считаю их вполне способными на любой безрассудный поступок, но я не думаю, что они настолько глупы, что решатся напасть на нас из-за нелепых подозрений и рискнут остаться одни в незнакомой им стране, где за тысячу ли вокруг никто даже не поймет их речи. Я не говорю уже о том, что успех такого нападения крайне сомнителен. Поэтому неразумно отнимать у них револьверы, которые они скорее употребят друг против друга, чем против нас. Пусть остается у них возможность поступать сообразно с нравами и обычаями их родины. К тому же, уважаемый г-н Ван, на вашей безопасности это не отразится никак. Украдите у них оружие и они выкинут вас за борт, может быть, именно потому, что заподозрят в пропаже револьверов. Я не говорил бы вам всего этого, если бы мог увидеть с вашей стороны мудрую рассудительность, свойственную вашему возрасту. Но вместо того, чтобы спокойно отдыхать, накопляя силы, вы малодушно предаетесь страху! Уважаемый г-н Ван, я хочу предостеречь вас от неразумных поступков.

— Вы правы, — смущенно заговорил Ван, выслушав эту длинную речь и вспомнив об испорченном им только что револьвере. — Единственное возражение, которое я решаюсь сделать вам, уважаемый г-н Лю, заключается в том, что всякую опасность следует уничтожать в корне. Поэтому, подчиняясь мудрому голосу осторожности, я предлагаю сегодня же ночью задушить этих гнусных людей и сбросить их в воду.

Г-н Лю взглянул на него пристально и казалось, прочел его мысли.

— Я буду говорить с вами языком, который вам более понятен, — сказал он, не повышая голоса. — Безразлично, что делали вы там внизу, наливали воду в их патронные запасы или что либо еще более глупое. Во всяком случае, если я еще раз услышу от вас что-нибудь подобное словам, которые вы сейчас сказали, уважаемый г-н Ван, — я повешу вас за ноги на мачте.

Он замолчал и отвернулся.

Ван некоторое время сидел, ошарашенный. Потом способность соображать понемногу возвратилась к нему.

«Не лучше ли перейти на сторону европейцев? — подумал он. — Сейчас пойти к ним, признаться в порче револьвера, свалить все на Лю, связать его и ехать всем назад на этом же катере… А вдруг европейцы откажутся? Ведь могут не поверить… К тому же, им самим зачем-то надо в Гуй-Чжоу. Для чего, например, они везут с собою тяжелый сундучок и эту старую обезьяну, Цзы Лин Тая?.. Но если запугать их, сказать, что Лю бандит? А если это и в самом деле правда?»

Ван задал себе множество вопросов, на которые ответа не находил. При мысли о том, что Лю — бандит, у него прошли по спине мурашки.

«Лю сказал: «Повешу вас за ноги на мачте»… За ноги!.. Как может он это сделать? Лю худенький и щуплый, Ван мог бы одним щелчком повалить его. Но Лю сказал — «Повешу» — и спокойно улегся спать. Значит, может. Этот человек не волк и не тигр, — рассуждал Ван, — но при взгляде на него болит голова!

Бежать?! Потихоньку, одному… Тогда прощай сто долларов жалования, новое пальто на зиму, поцелуи шанхайских проституток, теплая комната, мад-жан… [39] Маджан — весьма распространенная китайская игра наподобие домино. Все, что ждет его осенью по возвращении из поездки. Опять голодать, скитаться?! Деньги составляют храбрость человека, хорошее платье — важность. Без храбрости и важности человек превращается в кучу сора!..» [40] Китайская народная пословица.

Поездка получалась совсем не такая приятная, как он ожидал.

«Мышь! — в тоске решил он. — Это она все напутала и перевернула».

Грустные мысли эти были прерваны самим г-ном Лю.

— Вы видите, уважаемый г-н Ван, — сказал он безучастно, как всегда, — там, справа, большой сампан, который вышел из-за мыса? Я готов спорить с вами на тысячу долларов, что это пираты.