Виталий Раул - Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

«Вечер закончился подробным рассказом события 4-го августа. День моей встречи с Кравчинским был днем похорон Мезенцева… Мне не говорили еще в то время, кто нанес Мезенцеву смертельный удар, мне врезалось только в память, с какой особой настойчивостью Кравчинский старался остановить мое внимание на том, что убийца встретил врага лицом к лицу, один против двух и нанес удар спереди, а не сзади» [6].

Живописная картинка, оставленная нам Ольгой Любатович, добавляет к убийству Мезенцева существенный штрих – в кружке «Земля и воля» об убийстве и убийце знали все. Несмотря на свою видимую доступность, Кравчинский строго конспирировался от своих друзей из «Земли и воли»: никто не знал, где он живет и по каким документам. Это в конечном счете его и спасло.

Эйфория от безнаказанности убийства породила настоящий культ Кравчинского в «Земле и воле», отодвинув на задний план остальных амбициозных деятелей, рассчитывавших на лидерство. Это обстоятельство особенно проявилось в раздраженном письме Александра Михайлова, направленного руководству кружка 20 сентября 1878 года. Первопричиной письма стало кооптирование Кравчинского в члены кружка без процедуры голосования, предусмотренной уставом. Кроме того, Кравчинский принял на себя роль главного редактора готовившейся газеты «Земля и воля», также без общего согласия основных членов кружка. Характерен тон письма Михайлова – возмущенный и решительный:

«В 1876 году в декабре-месяце мы, соединяясь, положили начало кружка. Необходимо было, чтобы работою руководили везде одни и те же принципы; чтобы кружок и его члены преследовали одни и те же организаторские цели; чтобы, наконец, выбором и принятием новых товарищей повсюду руководили одни и те же взгляды на члена организации как на правоспособного деятеля… В настоящее время выяснилось отсутствие у нас единства взглядов на практические задачи данного времени. Это печально, но при разнообразии специальностей и при свободном выборе их выносимо. Но если у нас не будет единства взглядов на наши взаимные отношения – это будет невыносимо и пагубно. Я первый постараюсь разрушить такой шаткий и бессильный союз, в надежде на создание лучшего, при более подходящем составе» [7].

Письмо содержит целый ряд требований в части приема новых членов, редакционной политики газеты и т. д., высказанных в категорическом тоне. Неизвестно, обсуждалось ли письмо Михайлова в кружке и принимались ли по этому письму какие-то решения. Письменная форма обращения к своим товарищам, да еще в ультимативной форме – необычное явление для нелегальной организации, действующей в условиях конспирации. Михайлов через некоторое время отправился с каким-то поручением от кружка в Ростов-на-Дону, а после его отъезда начались повальные аресты в Петербурге. В кружке никто и ничего не знал, что причина арестов – тоже письмо, но анонимное, и направленное самому императору. Два письма: одно – за подписью Михайлова, с обещанием своим товарищам разрушить «шаткий и бессильный союз», а другое, без подписи, уже выполняющее обещание, никогда не рассматривались историками вместе, как эпистолярные усилия одного и того же лица. Письмо Михайлова хранилось в архиве «Земли и воли», а письма анонима – в архиве секретной агентуры Третьего отделения – вот и все, что их разделяло, кроме почерка. Письма написаны в конце сентября 1878 года, а уже в середине октября все главные фигуранты писем: Ольга Натансон, Алексей Оболешев, Андриан Михайлов и многие другие – оказались в Петропавловской крепости.

Полицейской облавы счастливо избежал только Сергей Кравчинский – первопричина возникшего эпистолярия.

После первой волны арестов и обысков император получил 21 октября 1878 года следующее послание анонима:

«По последним известиям убийца генерала Мезенцова Кравченский не проживает у Малиновской, но только бывает там нередко вместе с другими сотоварищами, делающими ему различные овации. Держат они себя довольно свободно; даже говорят, что Кравченский представляет от себя какие-то статьи в редакцию какой-то газеты. Почему надо думать, что он носит не свою фамилию» [8].

Это письмо, с пометкой царя, подшито к делу «По обвинению в государственном преступлении Малиновской…» и проходит по описи как «Агентурная записка». Письмо написано сразу после первых арестов и несет в себе явное сожаление, что «Кравченский» не попался, и сообщает о нем некую новую информацию, как направление поиска: для представления статьи в редакцию легальной газеты нужны совершенно надежные документы. Вся игра в «письма Государю» приняла окончательно форму доноса на конкретное лицо с целью его нейтрализации.

На Кравчинского в Петербурге началась настоящая охота, и, понимая, что кольцо сжимается, он покинул столицу и выехал в Европу уже в первых числах ноября. Дело было сделано – кружок «Земля и воля» перестал существовать. Осип Аптекман в своих воспоминаниях констатировал:

«Удар был почти роковой, крушение полное. Оставшиеся на свободе члены организации не имели ни денег, паспортов, у них не было даже возможности снестись с провинциальными организациями, так как они не знали их места пребывания. Такая дезорганизация грозила, разумеется, новыми провалами».

Операция по ликвидации «Земли и воли» была проведена хирургически точно: в тюрьме исчезла руководящая группа кружка, а за границей скрылся ее новоявленный лидер Сергей Кравчинский.

Формирование нового общества, с тем же названием, но при непременном условии «создания лучшего, при более подходящем составе», началось практически без паузы. На передний план выдвинулся «вернувшийся из Ростова» Александр Михайлов по кличке «Дворник». Мы не станем описывать возвращение Михайлова из Ростова 30 октября 1878 г., его попадание в полицейскую засаду на квартире одного из членов кружка и счастливый побег от схватившей его полиции. Этот эпизод не имеет никаких документальных подтверждений, кроме рассказа самого Михайлова. Однако остается фактом – возвращение Михайлова в Петербург остановило повальные аресты и полностью изменило картину развала «Земли и воли». Новый лидер умелой рукой наводил порядок. Откуда-то появились деньги и кассовые книги, которые по инерции продолжали вести, зафиксировали рост расходов кружка с 1 500 рублей в декабре 1878 года до 17 500 рублей в марте 1879 года. Дальше записи расходов не велись, так как цифры расходов стали слишком красноречивыми. Вновь сложившуюся ситуацию, хотя и с большой осторожностью, описал Л.А. Тихомиров, ставший впоследствии одним из руководителей нового кружка и правой рукой Александра Михайлова:

«Я прибыл в СПБ. 1878 г., поздней осенью. Не помню ни месяца, ни числа, но когда я переваливал в Новороссийске Небержайское ущелье, в горах выпал первый снег. Приехал я в СПБ. без всего: не было паспорта, не было денег, и я совершенно не знал, кто и где из товарищей или знакомых… За несколько месяцев, что я пребывал на Кавказе, в революционном мире произошли многие важные события».