Виталий Раул - Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

Тайна вербовки – самая трудно раскрываемая тайна. Как правило, она оставляет только косвенные следы. Вербовка Михайлова оставила очевидный след: вдруг после страшного разгрома аресты в Петербурге прекратились, а кружок «Земля и воля», как ни в чем не бывало, возобновил свою деятельность, но уже с новым лидером во главе. Александр Михайлов, разобравшись с нерадивым руководством «Земли и воли» и отправив за границу ее новоявленного вождя Сергея Кравчинского, перехватил лидерство в группе. Появление у нового лидера «Земли и воли» твердого финансового обеспечения стало еще одним косвенным подтверждением перерождения вчерашнего верстальщика брошюр и разъездного распространителя нелегальной печатной продукции в безоговорочного руководителя растерявшихся народников.

Михайлов, в полном смысле слова, держал кассу: никто не знал, из каких источников она пополняется, но у Михайлова на все важные дела деньги были всегда. Он объяснял это пожертвованиями каких-то мифических персонажей, и такое объяснение всех устраивало, так как дела не стояли и прежняя деятельность продолжалась. Никто не заметил, как Михайлов стал непременным участником обсуждения всех вопросов кружка, с правом решающего голоса. Его санкция требовалась на все: выпуск газеты, наем квартир, оформление видов на жительство и выдачу пособий. Одобрение или сомнение Михайлова означало выделение или отказ в выделении денег на запланированное мероприятие. Делал он это вполне демократично, всякий раз подробно разъясняя, чем вызвано то или иное решение. К такому порядку привыкли, он всех устраивал, потому что решение сразу подкрепляли деньги. Постепенно понятие «Хозяин» укрепилось в головах остальных членов кружка и стало непременным атрибутом организации. Именно такой процесс застал в «Земле и воле» прибывший в Петербург глубокой осенью 1878 года Лев Тихомиров.

Активное сотрудничество Александра Михайлова с генералом Черевиным омрачало опасение, которое испытывали оба партнера, о возможном случайном аресте того или иного члена вновь формируемого кружка. Для обеспечения безопасности работы нелегальной группы была нужна оперативная информация из первых рук. Черевин посоветовал внедрить одного из членов кружка в агентурную часть Третьего отделения и объяснил, как это можно сделать с помощью специальной съемной квартиры, где шла постоянная вербовка агентуры. Михайлов лихорадочно искал кандидата на необычное трудоустройство, пока случайная встреча в студенческой квартире с чиновником из Крыма Николаем Клеточниковым, искавшим, где бы пристроиться в Петербурге, не оказалась из ряда вон удачной.

Николай Васильевич Клеточников представлял собой идеальную личность для внедрения куда угодно: тридцатилетний интеллигент, благообразного вида, в очках и с рекомендательными письмами от приличных людей из провинции. После нескольких встреч в трактирах и портерных они стали приятелями, и Михайлов, представлявшийся Петром Ивановичем, обещал подобрать для Николая Васильевича хорошее место. В задушевной беседе за рюмкой вина Петр Иванович поведал Клеточникову, под большим секретом, что он по убеждениям социалист и стремится к облегчению участи народа: «путем развития и объяснения, как ему выйти из бедственного положения, к полному самоуправлению; что прежние движения не удавались, потому что действовали в разброд, что теперь… нужен центральный кружок, что для устройства этого кружка нужно обезопасить себя от шпионов, узнать, кто они и где собираются, что мне как лицу, ни в чем не заподозренному в глазах правительства, это сделать легче…» [12]. Петр Иванович предложил Клеточникову поселиться в одной из квартир, где по его сведениям находился притон шпионов. Доверчивый Клеточников не устоял:

«Я согласился на это предложение, разделяя со всем обществом нелюбовь к шпионам и веря всем обещаниям Петра Ивановича, который за это время успел меня привязать к себе. По счастливой случайности, в кв. № 35 дома Яковлева оказалась свободная комната, а хозяйка квартиры Анна Петровна Кутузова действительно была агентом 3-го Отделения, в чем она и призналась недели через 3–4 после переезда моего к ней; переехал же я к ней 5-го или 6-го декабря 1878 года.

Получив в течение месяца до 300 рублей от Петра Ивановича, я своей щедростью, проигрышами в карты и своим тихим поведением скоро вошел в доверие Кутузовой, и когда она узнала, что я приехал искать места, обещала похлопотать за меня».

Хозяйка квартиры действительно прониклась доверием к новому постояльцу и впоследствии рассказывала:

«Я сначала советовала ему обратиться в разные учреждения, а затем объявила, что у меня есть в Третьем отделении… знакомый чиновник, которому я могу его рекомендовать, но не знаю, пожелает ли он там служить. На это Клеточников ответил, что он охотно готов служить в Третьем отделении, так как там обеспечивается хорошая пенсия. После того однажды начальник агентуры г-н Кириллов стал просить у меня рекомендовать ему переписчика с хорошим почерком, на что я объявила, что у меня есть квартирант, нуждающийся в занятиях и имеющий хороший почерк. Кириллов просил прислать к нему на следующий же день к 8 утра Клеточникова, что я и исполнила» [13].

Версия трудоустройства в изложении Клеточникова несколько отличается от рассказа Кутузовой: Николай Васильевич утверждал, что трудоустройство затягивалось, и он даже хотел уехать назад в Крым:

«Между тем, не найдя у нее притона, не видя результатов ее хлопот и наскуча своим положением, я уже хотел бросить дело и уехать, но Петр Иванович, с которым от времени до времени я продолжал видеться в трактирах и кондитерских, убеждал меня подождать еще месяц. В конце января 1879 года Кутузова наконец сказала, что хлопоты ее увенчались успехом, чтобы я шел на другой день к чиновнику Третьего отделения Григорию Григорьевичу Кириллову» [12].

Несмотря на рекомендации Кутузовой, Клеточникова принимали на работу, предварительно списавшись с его рекомендателями. На время проверки Клеточников получил место агента с месячным окладом 30 рублей. Служебное положение Клеточникова поменялось с 8 марта 1879 года, когда его оформили сверхштатным сотрудником «на правах чиновника для письма», с окладом 900 рублей в год. На такие деньги в Петербурге того времени можно было сносно существовать. К тому же, имея в лице Петра Ивановича, заинтересованного покупателя «сведений», Николай Васильевич мог рассчитывать на неплохой гешефт. Его допустили к работе, которая давала полное представление об агентурных возможностях всего Третьего отделения С.Е.И.В. Канцелярии. Жизнь скучающего провинциала круто поменялась, в материальном плане тоже: кроме жалованья в Третьем отделении, Петр Иванович выплачивал Клеточникову наградные за особо ценные сведения.