Виталий Раул - Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

«В моей помощи там не нуждались, имея все нужные вещи и возможность пользоваться советами лица, довольно компетентного по вопросу о взрывах. Это лицо носило кличку “Цилиндр”. С “Цилиндром” я ходил в Дюковский сад пробовать пироксилин, который имелся у одесских в количестве около 2 пудов».

Это был захватывающий спор двух самообразованных мужей: что лучше для подрыва объектов – динамит или пироксилин? Николай Кибальчич, отсидевший до этого четыре года в тюрьме за чтение книжки вздорного содержания, был зол на правительство и рвался рассчитаться за причиненный ущерб. Самоучкой, с помощью того же чтения, он обнаружил в литературе легкий способ получения взрывчатки из обыкновенной целлюлозы и научился производить пироксилин. Знакомство с Ширяевым, европейски образованным подрывником, открыло ему глаза в мир большого взрыва. В Дюковом саду они поладили, и в дальнейшем «подрыв поезда на полном ходу» готовили исключительно с помощью динамита. В Одессе подобралась самая эффективная команда: Колодкевич, Фроленко, Кибальчич и примкнувшая к «Народной воле» Вера Фигнер способны были решать самые сложные задачи.

Осуществляя объезд точек минирования железной дороги, Ширяев побывал и в Александровске:

«Затем, прибыв в Алесандровск, я обсуждал подробности предстоящей работы, объяснял, в какие условия должны быть поставлены приборы для успешного их действия, обучал Бориса (Желябова) обращаться с батареей и спиралью и пр. Я пробыл в Александровске около двух суток».

Короткий срок пребывания в Александровске явился большой ошибкой Ширяева. Желябов не был склонен к чтению книг технического содержания и плохо запоминал сказанное лектором. Все, о чем говорил ему Ширяев, он не воспринял вообще и полностью положился на молодого рабочего парня Ванюшку Окладского и подсобника Тихонова, нанятых для черной работы. Окладскому в то время едва исполнилось 20 лет, и он только осваивал азы минно-подрывного дела. Впоследствии, уже находясь под советским следствием, Окладский припомнил любопытный разговор с Желябовым после всего, что произошло:

«…Я предложил Желябову вопрос, который меня очень интересовал, почему он, как организатор, не пригласил для такого ответственного технического дела настоящего интеллигентного техника-специалиста, а взял меня, невежественного рабочего, знания которого никто не проверял; ведь я мог сделать невольную ошибку, в результате чего была бы неудача. Желябов мне на это ответил, что в интересах революционного дела и партии нужно было показать правительству и всему русскому обществу, что отныне рабочие и крестьяне вступают на путь беспощадной борьбы с самодержавием и идут по этому пути, не останавливаясь ни перед чем» [23].

Ответ Желябова рабочему пареньку – яркая вспышка маразма, часто посещавшего выдающегося революционера-террориста, когда дух его бывал угнетен. Работа по минированию железнодорожного полотна под Александровском вообще протекала драматически. Желябов всей душой стремился к подвигу, и в результате с ним случился нервный срыв. Окладский рассказывал:

«В особенности я стал бояться за Желябова после того, как в одну бурную ночь мы не пошли на работу, зная, что ничего не удастся сделать, и я остался ночевать в одной комнате с ним. В течение ночи я несколько раз просыпался от его крика, когда он вскакивал с кровати, ползал по полу и кричал: “прячь провода!”, “прячь провода!”. Может быть, физические страдания тоже подействовали на нервную систему Желябова, так как он положительно дрожал и коченел от холода, лежа в грязи и мокрый до костей во время работы. Как мы его ни уговаривали не ходить с нами на работу, доказывали ему, что обойдемся без него, так как я работаю на одной стороне оврага, а Тихонов на другой, и он для нас лишний, тем более что и караулить не может за своей слепотой, но уговорить Желябова было невозможно. Он прямо сказал нам, что пока он может двигаться, он будет разделять все лишения со своими товарищами, а также и опасность хочет делить вместе. К счастью для нас, погода улучшилась, и мы быстро закончили работу…».

Образ Желябова в советской иконографии – это образ революционера, сгинувшего в борьбе с самодержавием. Он никого не убил и ничего не взорвал. Так вышло. Вместе с тем Желябов делал все, чтобы взрывали другие. Михайлов ценил в нем целеустремленность и внутреннюю порядочность. Эти два качества с лихвой окупали его техническую безграмотность и некоторую прямолинейность в делах, где требовались осмотрительность и расчет. Рисовать Желябова примитивным фанатиком было бы не совсем правильно. Личность его оставалась малоразвитой только в силу прерванного образовательного процесса.

Под Москвой, куда направился после Александровска Ширяев, дела обстояли куда лучше. Во всем чувствовались хозяйский глаз и хватка Михайлова. Для минирования полотна железной дороги был куплен двухэтажный дом, стоявший неподалеку. Сделку оформили на супругов Сухоруковых – Николая и Марину. Под именами Сухоруковых скрывались Лев Гартман и Софья Перовская, недавно примкнувшая к «Народной воле». Гартман был креатурой Михайлова. Они пересекались в Саратовской губернии во времена хождения в народ.

Из подвала дома повели минную галерею в сторону железной дороги длиной примерно 40 метров, призматической формы. В земляных работах принимал участие Хозяин, желая показать всем, что в общем деле все равны. В данном случае Михайлов все правильно рассчитал, так как окружающие его товарищи были чрезвычайно подозрительны и самолюбивы. Землю рыли по ночам, а потом прятались в большом доме. Труд был действительно тяжелый: в работе Михайлов себя не жалел и требовал полной отдачи от помощников. Самым нерадивым в команде землекопов оказался Григорий Гольденберг. Гришке, как его звали товарищи по борьбе, не нравились строгости, которые завел Михайлов: запрет на поездки в Москву и полная изоляция в доме. По-видимому, на этой почве имели место стычки Гольденберга с Хозяином. С приездом Ширяева оказалось, что завезенного на объект динамита может не хватить. Решили послать Гольденберга за недостающим динамитом в Одессу, тем более что поступили первые сведения, что император через Одессу не поедет. Гришка был рад случаю вырваться из неволи, в которой оказался в доме под Москвой. Уезжая в Одессу из опостылевшей Москвы, незадачливый террорист не предполагал, что участь его решена и дисциплина в окружении Хозяина не пустой звук.

Гольденберг уехал из Москвы 9 ноября 1879 года, а 15 ноября был «случайно» арестован на обратном пути из Одессы, на станции Елизаветград. В Третье отделение в Петербурге поступила шифрованная телеграмма от 15 ноября 1879 г.: