Виталий Раул - Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

Доклад Московского ГЖУ о происшествии был куда более информативен, а местами просто захватывал:

«19 ноября 1879 года, в 10 ч. 23 мин. вечера, в то время когда дополнительный Императорский поезд проходил близ Рогожской заставы по предместьям города Москвы, произошел взрыв полотна ж.д., и поезд потерпел полное крушение: багажный вагон, третий от локомотива, взлетев в воздух, опрокинулся под насыпь, а следовавшие за ним два пассажирских вагона, выбитые с рельсового пути, остановились поперек дороги; третий же пассажирский вагон хотя и остался на рельсах, но повис набок, так как из-под рельсов взрывом вынесло землю. Несчастья с людьми не было. При осмотре оказалось, что взрыв произведен из дома, стоящего в ряду других, находящихся против ж.д. в 17.1/2 саженях. Дом этот двухэтажный деревянный, вход в него со двора; ворота найдены запертыми изнутри. При входе на второй этаж дома оказалось, что он состоит из 4-х комнат, из коих 3 выходят окнами на улицу к месту катастрофы. В столовой комнате, направо, стоял сундук, в котором оказалась спираль Румкорфа, с приращенными к ней проводниками, из желтой меди, изолированными гуттаперчей. Направление проводников в две стороны указало, во-первых, что в сарае, принадлежащем к тому же дому, устроена электрическая батарея из 4-х элементов Грене с приспособлением для соединения тока, и, во-вторых, что из нижнего этажа дома проведена минная галерея под полотно ж.д., к тому самому месту, где произошел взрыв.

На столе в средней комнате горела свеча и стоял чайник с чаем и два стакана, бутылка водки и бутылка вина; печка была протоплена, и в кухне находилась кухонная и столовая посуда.

На воротах дома находилась доска и удостоверение местного полицейского надзирателя, что дом принадлежит саратовскому мещанину Николаю Степановичу Сухорукову, проживающему с женой Мариной Семеновной» [27].

В полицейском описании дома у железной дороги поражает рационализм выбора места и инженерные решения минирования. Провалить такой проект можно было, только работая с таким психологически надорванным человеком, каким оказался Степан Ширяев. Простить такое Хозяин не мог. Даже бригада безграмотных рабочих во главе с Желябовым выглядела предпочтительнее, хотя тоже потерпела фиаско. Как выяснилось позже, неудача в Александровске стала результатом халатности того же Ширяева, проводившего инструктаж Желябова наспех, без практических указаний. В результате Желябов неправильно составил схему соединения проводов между электрической батареей и двумя зарядами динамита под полотном дороги. На разбирательстве у Михайлова в Петербурге, в присутствии Морозова и Ширяева, Желябова попросили нарисовать, как он соединил два заряда и батарею; Желябов изобразил неверную схему соединения. Морозов вспоминал:

«Ширяев говорил, что он показывал Желябову, как надо пустить провода, и, казалось, Желябов хорошо понял, а потом, очевидно, забыл…».

На самом деле очевидна была неряшливость самого Ширяева, отвечавшего за техническую сторону дела. Так рухнул масштабный проект устранения Александра II осенью 1879 года.

Прочитав доклады жандармских ведомств, император вполне осознал, какой опасности он избежал. Над Третьим отделением нависла очередная грозовая туча: Александр II, разбираясь с подчиненными, пощады не знал. Своих постов могли лишиться и Главный начальник Третьего отделения Дрентельн, и его товарищ Черевин.

Д.А. Милютин так вспоминал первые после взрыва поезда дни и отъезд из Москвы в Петербург 24 ноября:

«Происшествие 19-го ноября положило на все наше пребывание в Москве какой-то мрачный колорит. Под этим тяжелым впечатлением совершился и наш переезд в Петербург. Принимались все возможные меры для предохранения царского поезда от какой-нибудь новой опасности; в этих видах даже не было дано знать в Петербург о часе прибытия туда… Всякие телеграфные сообщения были приостановлены. Таким образом, мы прибыли в Петербург только около 3-х часов пополудни и прямо со станции отправились все в Зимний дворец, где отслужено было благодарственное молебствие. При этом находились почти все наличные члены царского семейства (кроме наследника и цесаревны, которые по болезни оставались в Царском Селе) и главные лица придворного синклита. Государь был грустен и серьезен; настроение его отражалось и на всех присутствующих».

К приезду императора Третье отделение постаралось как-то подсластить горькую пилюлю подмосковного взрыва, произведя прямо в день приезда арест конспиративной квартиры в Лештуковом переулке, д. 13, вместе с обитателями и кучей серьезных улик. Квартиру снимал с августа 1879 года, по подложному паспорту учителя Чернышева, Александр Квятковский и сестра Веры Фигнер Евгения. За квартирой давно наблюдали люди Черевина, и изобретать ничего не пришлось. Отставной солдат Алмазов донес в местный околоток, что ему предложили купить номер «Народной воли» за 25 копеек и указал на продавцов. Дальнейшее было делом техники. Полиция пришла прямо на квартиру Квятковского и нашла там массу улик – от печатных изданий до динамита. Это было настоящее гнездо террора.

Агентурный источник столь своевременного ареста не вызывает сомнений, но что характерно: кроме Квятковского и Фигнер, никто не был арестован, хотя квартиру посещала масса всяких людей, включая Михайлова. Впрочем, такие очевидные подробности всегда были неинтересны советским историкам. Так и этот громкий арест 24 ноября списали на неосторожность Евгении Фигнер.

После проведенной Михайловым работы над ошибками с Ширяевым и Желябовым, в присутствии Николая Морозова, неприглядная роль Ширяева в срыве операции «Динамит» прояснилась полностью. По-видимому, Ширяев почувствовал исходящий от Михайлова холодок и сразу после разбирательства уехал в Харьков, но 4 декабря вернулся, так как в Петербурге оставалась его невеста. Ширяев появился у своей невесты Анны Долгоруковой в меблированных комнатах Ковалевой, но там его уже ждали… Все было обставлено как рядовой обыск в гостинице. Кроме Ширяева, в этот же день и в этом же доме взяли Мартыновского с чемоданом, в котором хранилось паспортное бюро для изготовления фальшивых паспортов. Услугами бюро пользовалась как пропагандисты «Земли и воли», так и работники Михайлова. Сам Сергей Мартыновский, совсем еще юноша, по указанию Михайлова получил опасный чемодан на хранение от Володьки Йохельсона и поселился в номерах всего пару дней назад. Так одним ударом Хозяин избавился от нерадивого специалиста по динамитным делам и сомнительной документации несуществующей фирмы. Жаль было юношу Мартыновского, но что поделаешь…

Акции Третьего отделения и, в частности, генерала Черевина после серии плодотворных арестов значительно окрепли. Органы дознания получили в свои руки обильный материал для анализа и дальнейших разоблачений. Как ни странно, Третье отделение быстро установило личность владельца дома под Москвой, из которого была отрыта минная галерея. Им оказался архангельский мещанин Лев Николаевич Гартман, фотографию которого удалось разыскать в картотеке Третьего отделения. Гартман скрывался на конспиративной квартире в Петербурге, и так как он был объявлен в розыск, его необходимо было надежно спрятать. Он хорошо выполнил свою работу: купил дом, переоборудовал в нем подвал и первый этаж. Террористам оставалось только прорыть минную галерею и заложить мину. В глазах Хозяина такой полезный человек заслуживал переправки в Европу. Это почетное мероприятие выполнил Володька Йохельсон, которому Хозяин полностью доверял. Он провел Гартмана по тропе, пробитой еще Зунделевичем, и Гартману не суждено было познакомиться с удобствами Петропавловской крепости. В Европе и Америке Гартман сделал немало для укрепления революционной репутации Александра Михайлова.