Виталий Раул - Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

Государь сообщил мне теперь, что желал бы к предстоящему дню 25-летия его Царствования оказать России знак доверия, сделав новый и притом важный шаг к довершению предпринятых преобразований. Он желал бы дать обществу большее, чем ныне, участие в обсуждении важнейших дел. По этому предмету существует два предположения: одно – мое, другое – Валуева, несколько более либеральное. Его Величество желает, чтобы оба этих проекта были обсуждены в общих чертах, Особым Совещанием, под моим председательством, из Цесаревича, Валуева, Урусова, Шефа жандармов (Дрентельна) и Министра внутренних дел (Макова). Вы понимаете теперь, почему я рад. Быть может, прекратится время реакции и наступит заря возрождения”. Я тоже чрезвычайно обрадовался и спросил, можно ли мне прочесть записку великого князя? Он отвечал, что не сохранил черновой, а подлинная у Государя, который обещал прислать ее сегодня же» [1].

«Извлечения из воспоминаний…» Перетца выглядят как настоящая сенсация. Оказывается, сразу после новогодних праздников 1880 года император предложил своему брату великому князю Константину Николаевичу проработать вопрос создания в Государственном совете совещательной Комиссии из депутатов, выбранных от крупных городов и земств, для предварительного рассмотрения законопроектов, поступающих в Госсовет. Именно такое предложение содержалось в записке великого князя от 1867 года. Как видим, решение императора было абсолютно самостоятельным и означало только одно: Александр II на 25-м году своего правления решился установить в России двухпалатный парламент, с вытекающим из этого новым порядком законотворчества. Так как посыл исходил от самого Государя, то машина Особого совещания заработала немедленно. Перетц, получив от великого князя Константина Николаевича записку с предложениями о преобразовании Госсовета, переработал ее и подготовил для предстоящего обсуждения. Новое предложение императора не было тайной и для высшей петербургской бюрократии, вызвав настороженные чувства нежелательных перемен.

Поразительно, но оставшийся без работы, после арестов Квятковского и Ширяева, в подвале Зимнего дворца столяр Батышков вдруг встрепенулся к новой теме, чуть ли не день в день, с озвученной императором предстоящей реформой. Он неожиданно купил у своих приятелей по подвалу сундук и установил его в своей комнате. Дата покупки сундука была потом точно установлена следователями и удивительно совпадала с начавшейся в верхних эшелонах власти подготовкой к юбилею. Для сожителей по комнате Степан Батышков объяснил свое приобретение необходимостью покупки и складирования разного рода скарба для предстоящей женитьбы. К таким планам Степана сожители отнеслись уважительно, тем более что Степан возобновил коллективные посещения трактиров и разных увеселительных заведений. Сигнал на покупку сундука поступил от Хозяина, получившего, в свою очередь, срочное указание от своего конфидента генерала Черевина. Необходимость акции в Зимнем дворце возникла вдруг, как только замаячила реальная возможность возникновения в России двухпалатного парламента.

Чем же были напуганы внук барона де Гранси – наследник-цесаревич и его супруга, датская принцесса Дагмар? Наследнику Александру Александровичу, а тем более его супруге, новый государственный орган не сулил ничего хорошего, так как с его помощью можно было изменить в стране все что угодно, вплоть до порядка наследственного замещения русского трона, и не обязательно в их пользу.

«Извлеченные» из Дневника госсекретаря Перетца страницы свидетельствуют о крайне негативной реакции цесаревича Александра Александровича на предложенную императором реформу законодательного органа. Особенно ярко позиция наследника проявилась в ходе обсуждения реформы.

«25 января 1880 года:

Ровно в час Цесаревич вошел в кабинет Великого Князя, где я находился, где я находился минут около десяти, для предварительных объяснений. Поздоровавшись с Наследником, Великий князь предложил идти в залу Совещания, и мы отправились. Когда уселись, Великий князь Константин Николаевич с замечательными подробностью и беспристрастием воспроизвел все суждения, бывшие третьего дня (совещание 23 января проходило без участия Наследника), и заключил их тем, что Совещание, не признавая удобным издать проект к 19 февраля, находит его, однако, в общих чертах, полезным; поэтому проектированные правила, по некоторой разработке их, могут пригодиться в близком будущем: не сегодня, так завтра. “Я не разделяю этого взгляда”, – решительно сказал Цесаревич. “По моему мнению, проекта не нужно издавать ни сегодня, ни завтра. Он есть, в сущности, начало Конституции, а Конституция, по крайней мере надолго, не может принести нам пользы. Выберут в депутаты пустых болтунов-адвокатов, которые будут только ораторствовать, а пользы для дела не будет никакой. И в западных государствах от Конституции беда. Я расспрашивал в Дании тамошних министров, и они все жалуются на то, что благодаря парламентским болтунам нельзя осуществить ни одной действительно полезной меры”…Затем Великий Князь обратился к Цесаревичу: “С проектом моим мы покончили. Но в возражениях против него Ты сказал между прочим, что нам следует заниматься теперь не конституционными попытками, а чем-либо совершенно иным. Может быть, Ты пожелаешь пояснить свою мысль. Мы были бы очень рады Тебя послушать”. Цесаревич отвечал: “Мысль моя очень проста. Я нахожу, что мы находимся теперь в положении почти невозможном. В управлении нет никакого единства. Не говоря уже о Генерал-губернаторах, из которых некоторые творят Бог весть что, я не могу не сказать, что единства нет и между Министрами. Все идут вразброд, не думая об общей связи. Мало того, некоторые из них думают больше о своем кармане, чем о ведомстве, которое им поручено. Мы должны доложить Государю о необходимости установить связь в управлении и держаться какой-либо одной общей системы”» [1].

Аргументация наследника действительно отличалась простотой. Так же просто Александр Александрович продолжал мыслить и до конца жизни. В данном случае ссылка на мнение датских министров и намек на коррупцию некоторых, присутствовавших на совещании министров говорила только о душевном волнении наследника и растерянности перед открывающейся пропастью. Он прекрасно понимал, что его аргументация – не более чем детский лепет и что для остановки реформы нужны более весомые доводы.

Эти аргументы для напуганной наследной четы готовил столяр Батышков, ежедневно складывая в свой «свадебный сундук» динамит, доставляемый ему Желябовым. Потрясающая синхронность в действиях столяра Батышкова и «Народной воли» под руководством Михайлова, в связи с готовящейся реформой государственного управления России, невозможно объяснить простым совпадением, а только агентурной связью неуловимого Хозяина со спецслужбами в лице Черевина. Эта агентурная связь, и ранее проявлявшаяся в адресных арестах «революционеров» и доступе Хозяина к закрытой информации, в случае с акцией в Зимнем дворце проявилась с полной очевидностью. Недаром вся советская историография на протяжении 70 лет существования советской власти восхваляла до небес подвиг «грамотного рабочего» Степана Халтурина, тщательно скрывая истинную цель этой беспримерной провокации.